Кавказ та Татарстан ще за цього покоління: Культовий російський письменник вважає, що РФ через Путіна розпадеться (відео)

Про це розповів в авторській програмі Олесі Бацман "Бацман LIVE" на каналі NewsOne російський прозаїк, поет і драматург, автор трилогії про солдата Івана Чонкіна й антиутопії "Москва 2042" Володимир Войнович, передають Патріоти України.

Далі - мовою оригіналу:

"– С нами на связи по скайпу Владимир Войнович – писатель, диссидент. Владимир Николаевич, добрый вечер!

– Добрый вечер!

– Думаю, что зрители получат от беседы не меньшее удовольствие, чем от прочтения ваших блестящих произведений. Для меня вы – больше, чем писатель. Вы – практически пророк. Мое любимое ваше произведение – "Москва 2042". Поэтому буду задавать вам вопросы как человеку, слова которого имеют свойство сбываться.

– Хорошо. Тоже надеюсь, что зритель получит удовольствие, это зависит от нас обоих.(Улыбается).

– Постараемся! Начнем с вашего романа "Москва 2042". Основные события, предсказанные вами в антиутопии, уже произошли, причем давно. Например, что Россией будет править резидент советской разведки в Германии. И что произойдет сращивание КГБ с партией и церковью. Но некоторые вещи только сейчас начинают происходить. Москва в вашем романе обнесена шестиметровым забором с колючей проволокой и автоматчиками. Сегодня Украина начала строить почти такую же "Стену". И еще ряд стран заявляет, что не против отгородиться от России подобной стеной. Скажите, что делать цивилизованным государствам с таким соседом?

– Может, пока стоит отгородиться от соседа и подождать какое-то время. Когда я пишу какую-то вещь, пытаясь заглянуть в будущее, то рисую, может быть, наихудшие варианты. Я очень осторожный оптимист. Может, сейчас надо построить забор. Но, думаю, в конце концов придет время, когда мы его добровольно с обеих сторон сломаем и Россия тоже ступит на тот трудный путь, на который ступила Украина и с большим трудом движется по нему. Я почти уверен, что мы на него ступим, потому что в России с давних времен лучшие умы мечтали, что мы когда-то станем Европой. Начиная с Чаадаева или даже раньше. Полагаю, к 2042 году ситуация изменится. Будем считать, что все плохое, что я напророчил, сейчас подходит к концу. Потом начнется какой-то другой период – период сближения. И пусть меня извинят те, кто думает не так.

– Ждать достаточно долго до 2042 года…

– Нет, я думаю, что процесс начнется гораздо раньше. Для людей вашего поколения он еще при вашей молодости начнется. Может, я его не увижу, но процесс начнется обязательно.

– Владимир Николаевич, ваш роман вышел в 1986 году. Уже тогда вы описали некое подобие интернета, где собирается вся информация. Но в вашей "Москве" все кабеля линий связи заканчивались заглушками, шли в никуда. Как думаете, в России сегодня остались свободные СМИ?

– Относительно свободные остались. Их очень мало. Но все-таки есть у нас телеканал "Дождь", на котором можно говорить довольно откровенно об очень острых вещах, в том числе и об отношениях Украины с Россией. Радио "Эхо Москвы", "Новая газета". Что-то осталось. Я очень хорошо помню советские времена, когда даже многотиражка не могла выйти с текстами, противоречащими последним указаниям партии и правительства.

– Вы лично откуда черпаете информацию?

– Отовсюду, откуда попадается. В основном из интернета. Когда я ищу правду, смотрю интернет. Когда хочу повозмущаться или посмеяться, смотрю русское телевидение.

– Кстати, о российском телевидении. Киселев, Соловьев (телепропагандисты Дмитрий Киселев, Владимир Соловьев – ред.) и их коллеги – это такие же преступники, как и те, кто отдает приказы убивать на войне?

– Те, кто отдает приказы убивать, и те, кто убивает, совершают физические действия. Поддержка ложью этих действий должна караться, может быть, общественным остракизмом.

– Когда пропаганда была эффективнее – в Советском Союзе или сегодня в России?

– Сегодня эффективнее. Не знаю почему. Хотя, может, и знаю. Потому что в Советском Союзе она была ограничена идеологическими рамками и была гораздо скучнее. Советские пропагандисты были осторожными. А сегодняшние – они горластые, они делают вид, что то, о чем они говорят, похоже на правду. Кстати, приглашают украинцев, те чего-то говорят, их закрикивают. Иногда украинцам тоже удается что-то прокричать, и возникает видимость свободы слова. Это просто пропагандистский трюк, я бы сказал, умелый.

– Тех, кого приглашают от украинской стороны, в основном в Украине и не знает никто…

– Неужели у вас не знают Ковтуна (Вячеслав Ковтун, частый гость российских политических ток-шоу. – ред.)? У нас он просто стал знаменитостью. (Смеется). Ковтун и Карасев (политолог Вадим Карасев. – ред.) выступают за Украину все-таки. Ковтуна бедного иногда даже бьют за это. Страдает за правду. (Улыбается).

– Как вы думаете, почему большую часть российской интеллигенции испортил "украинский вопрос"?

– Испортил прежде всего "крымский вопрос". Наверное, захватнический инстинкт какой-то. Какое-то старое мышление. Даже не вникая в спор, чей Крым, по существу, захватничество – это настолько устаревшая форма общения государства с государством, понимаете? Но людям это важно – я не знаю, для чего. Я ездил в Крым, когда он еще был украинский, в Судаке и Керчи побывал последний раз. Платил за свое пребывание. Если бы я сейчас поехал – тоже платил бы. То есть в этом смысле все равно, кому он принадлежит. И должно быть все равно. Например, жителю Эльзаса не все ли равно, живет он во Франции или в Германии? Но у людей наших такой захватнический инстинкт остался.

Что касается Донбасса, там другая немножко история. Пропаганда настроила так людей, что будто русских людей там убивают, запрещают говорить по-русски и все такое. Многие люди наивны, понимаете? Еще в советское время можно было услышать: "Это же официальные органы говорят..." Это государственное телевидение, а государство не может врать! Вы, наверное, этих времен не помните…

– Что написано в газете – это все правда…

– Да. И наш, советский, суд – самый справедливый.

– Но, Владимир Николаевич, я говорю не о российском народе в целом, а о тех, по идее, лучших его представителях, которые должны понимать суть процессов. Захаров (главный режиссер театра «Ленком» Марк Захаров. – ред.), Табаков (художественный руководитель МХТ им. Чехова Олег Табаков. – ред.)… Почему они это все поддержали, вы понимаете?

– Очень хорошо понимаю. Потому что они советские люди. У них большой советский опыт. Они все знают, все понимают. Не буду о ком-то из них говорить конкретно… Но вот просто – некий человек, у него театр с сотнями актеров, который нуждается в государственной поддержке. Если он не будет говорить что надо, его лишат этой поддержки. Не посадят, не расстреляют, но поддержки лишат. Актеры будут смотреть на него с большим упреком. Я помню по себе. Когда я отказывался что-то подписывать, у меня закрывали спектакли. Актеры смотрели на меня, и я от этих взглядов чувствовал, что наношу людям урон и ущерб. Они играли в моей пьесе, уже роли отрепетировали, готовились выйти на премьеру – а я их лишаю такого праздника. Ни Табакову, ни Захарову физически ничего плохого не сделают. Но вот так будет…

– То есть ради этого можно и некролог себе испортить?

– Ну, некролог некоторые испортили себе давно, уже ничем и не исправить.

– Кого вы имеете в виду?

– Не буду говорить, слишком много таких людей. Хочу сказать, может, в оправдание тех, о ком мы говорили, или объясняя свою "смелость": за мной нет никакого театра. Я отвечаю только за себя и за свои слова. Это гораздо легче. Я бы не взялся руководить большим коллективом, нет у меня таких качеств. В общем так, не оправдываю, а объясняю.

– Несколько лет назад в интервью Дмитрию Гордону вы сказали: "Мне не хочется быть пророком, но будущее России туманно, страна может распасться". Хочу у вас уточнить: когда это может произойти?

– Когда точно – я не скажу. Но это время близко – и вот почему. История России движется по принципу маятника. Туда-сюда, туда-сюда. После теперешнего закручивания гаек, после того, как наделано много глупостей… Ведь захват Крыма – это не только преступление. Это очень большая глупость, это такая обуза для России. Может, для России это даже хуже, чем для Украины. С чем можно сравнить захват Крыма? Это как вырезать у какого-то человека почку и себе пришить. Третью почку. Даже если она здоровая, организм будет с ней бороться, отторгать ее. Короче говоря, следующее правление в России неизбежно попытается исправлять внутреннюю ситуацию. У нас очень напряженные отношения внутри общества. Это разновидность гражданской войны, когда инакомыслящих называют "пятой колонной" и чуть ли не врагами народа. И даже бывают призывы расправиться. Наступит время, когда руководству страны придется исправлять эти ошибки. Налаживать внутренние отношения, налаживать отношения с внешним миром. В период таких вот оттепелей, перестроек, реформ государственные рычаги ослабевают. Идет приток молодых сил, появляются новые фигуры, политическая палитра становится более разнообразной. Но поскольку проблемы уже загнаны внутрь, многие нарывы могут лопнуть. Вполне возможно, что Россия распадется. Что, может, будет и неплохо.

– В течение какого периода можно прогнозировать такой поворот событий? Два года, три, пять?

– До 42-го года точно это произойдет. (Улыбается). Боюсь ошибиться. Скажу – через два года, а случится через три.

– На какие государства может распасться Россия? Сколько кусков отколется?

– Думаю, что Кавказ может отпасть. Может отпасть Татарстан. Пророчить очень трудно. В 1990 году, когда американское ЦРУ считало, что Советский Союз будет существовать еще очень долго, мы с Василием Аксеновым (российский писатель. - ред.) говорили по "Голосу Америки", что СССР распадется.

– Никто не верил?

– Тогда рассуждали, кто отпадет, кто не отпадет. Я сказал, что Армения, наверное, не отойдет от Союза. А потом я оказался в Армении, и будущий президент Тер-Петросян (Левон Тер-Петросян, президент Армении в 1991–1998 годах. – ред.) мне говорит: "Я слушал эту передачу. А почему вы так думаете?" Я отвечаю: "Вы, армяне, находитесь в окружении недружественных вам стран. Азербайджан с одной стороны, с другой стороны Турция, с третьей – Грузия. И вам без России будет трудно". А он сказал: "А это уже наше дело!" И в самом деле – они отделились. Но им все равно трудно. Отдельные детали я не угадал. Боюсь и сейчас ошибиться. Но, думаю, Чечня – вообще инородное тело в России. Четвертая почка, наверное. (Усмехается).

– Какую роль Кадыров (глава Чечни Рамзан Кадыров. – ред.) будет играть?

– Если произойдут такие серьезные изменения, Кадырову надо будет задуматься, как вообще остаться живым.

– Вот так даже?

– Наверное, да.

– Владимир Николаевич, во всех опросах в России Сталин занимает первые места. То как самый эффективный менеджер, то как самый выдающийся лидер нации. Скажите, что это? Нежелание учить историю, нежелание анализировать, делать выводы?

– Это, во-первых, результат пропаганды. Есть и передачи, в которых Сталин показывается очень плохим, а советское прошлое изображается ужасным. И чекистов показывают, и СМЕРШ. Но когда дискуссии возникают на телевидении – а их довольно много – то человек, который не хочет вдумываться, воспринимает это так: "Вот спорят такие умные люди, значит, вопрос спорный". А побеждают те, которые пропагандируют Сталина, потому что они оставляют у нейтрального человека сомнение.

– Для чего это делается?

– Не знаю даже, насколько сознательно это дозируется. Делается это для того, чтобы оправдать сегодняшнюю политику.

– Вы проводите параллели между Сталиным и Путиным?

– Не совсем, знаете ли. Потому что хоть и говорят "кровавый режим", при всем том, что сейчас происходит в России, сталинский режим был не такой. Я его очень хорошо помню. Когда Сталин умер, мне было 20 лет. Если бы тогда я вот так с вами поговорил, меня бы расстреляли. И вас тоже бы нашли.

– Слава богу, мы с вами живем в 2017 году! Давайте двигаться дальше. Поговорим о российской национальной идее. Мне понравилось определение писателя Виктора Шендеровича. В интервью Дмитрию Гордону он сказал: "Для начала – за собой воду спускать, а потом уже начинать учить мир духовности". И есть определение Александра Невзорова (российский публицист. – ред.), что национальная идея России должна заключаться в том, чтобы обогнать Америку по числу нобелевских лауреатов. По вашему мнению, национальная идея России в чем?

– Вы мне задали очень трудный вопрос. И Шендерович, и Невзоров любят выражаться афористично. И у них больше опыта, они выступают почти каждый день то по радио, то на "Дожде". Я все-таки выступаю намного реже. (Улыбается). Можно говорить о спускании воды, но если всерьез рассуждать, о желаемом… Мне очень нравится, что в американской Декларации независимости написано: "Человек имеет право на жизнь, свободу и стремление к счастью". У нас сейчас нет никакой национальной идеи. Просто полный разброд. Национальную идею ищут – и безуспешно. Ее не найдут, потому что, кроме всего прочего, Россия слишком многонациональное государство. А вот присоединиться к тем, кто уважает общечеловеческие ценности, – пусть в этом и будет идея.

– Западные санкции работают? Они ощутимы в России, Владимир Николаевич?

– Да, они ощутимы. Но, понимаете, у нас люди привыкли. Вот как пропаганда действует? В советское время приходишь в магазин и говоришь: "А у вас нет сегодня отдельной колбасы?" Был тогда такой сорт. Тебе говорят: "Нет". Ты спрашиваешь: "А что такое, уже два дня нет отдельной колбасы?" И тут очередь, особенно старушки того времени накидываются на тебя: "Как не стыдно! Забыли все – войну, блокаду Ленинграда! Как лебеду ели – забыли! Надо же, отдельную колбасу ему!" Вот у нас так примерно люди реагируют. Они слышат пропаганду, что вокруг нас действительно враги. И, между прочим, многим людям это просто приятно.

– Что молодость возвращается?

– Не только в этом дело. Что смысл жизни – в чем-то высоком. В чем – может, они не понимают. Но, раз враги ненавидят, значит, мы делаем что-то такое очень важное? На меня все время покушаются враги, хотят, чтобы я жил плохо или чтоб вообще не жил. Это людям лестно очень, такая психология. Но все равно уже люди ворчат. Моя одна знакомая прибегала с выпученными глазами, счастливая: "Крым наш!" Я говорю: "А последствий не боитесь?" – "Нет! Затянем пояса!" Недавно она побывала в Крыму. Приехала разочарованная. Говорит: "Все дорого". Я ей: "Но наш ведь Крым?" Она поерзала, ничего толком не ответила.

– А что конкретно от санкций в жизни поменялось?

– Все как-то дорожает – это раз. Подорожали поездки, это значит, что для какой-то категории людей закрылись определенные возможности. Артистам некоторым нет, кстати, возможности поехать в Украину. Или они не ездят в Крым, боятся, что потом их в Украину не пустят. Те, кто служит в МВД и в ФСБ, теперь невыездные стали. Думаю, они тоже недовольны. Я мало знаком с такими людьми, но думаю, что это так.

– Но в свое время довольно плотно вы были знакомы с такими людьми…

– (Смеется). Да-а. Но они со мной не были откровенны. Такое у нас общение было – я был с ними откровенен, а они со мной не очень.

– Так и положено!

(Оба улыбаются).

– Вообще, честно говоря, я думаю, что недовольство зреет в самых разных кругах. Как правило, самая покорная и послушная часть общества – она же и самая угнетенная. Режим держится на тех людях, которых больше других угнетает. Есть сводки у нас, что люди в среднем получают 30 тыс. рублей в месяц, $500 примерно. А оказывается, что это не так. Вот к вам приехала мать этого солдата несчастного, Агеева (Светлана Агеева, мать задержанного в Луганской области военнослужащего РФ Виктора Агеева. - ред.). Она говорит, что получает 7000 рублей.

– Она – учительница английского языка.

– Да, учительница. Недавно выступала женщина по телевидению, ее спрашивают: "Вы сколько получаете?" Она с гордостью говорит: "8000 рублей!" Фармацевт, в аптеке работает. При нынешних ценах это очень маленькие деньги, это вопрос выживания. Но именно эти люди больше всего верят, что мы живем правильно и идем куда надо.

– В интервью изданию "ГОРДОН", поздравляя Владимира Путина с днем рождения, вы сказали: "Я желаю в день рождения Путина, чтобы им занялся международный трибунал. Когда человек больше 15 лет у власти, у него едет крыша. Не в фигуральном смысле, а в медицинском – развивается мания величия и мания преследования". Владимир Николаевич, накануне 65-летия президента России можете озвучить новые пожелания ему?

– Мое пожелание остается таким же. Я его смягчу немного. Желаю ему уйти на покой. Будет трибунал или нет – пускай другие судят. В самом деле, власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно. Видимо, никто не может удержаться, когда возникает иллюзия всесилия, когда можно позволить себе делать все, что угодно. Человек начинает совершать ошибки или преступления. Или преступления, являющиеся ошибками. Желая нанести вред кому-то, наносит вред собственному режиму. Так же, как и советская власть, между прочим. Иногда спрашивают: кто развалил Советский Союз? Его развалила Коммунистическая партия СССР прежде всего. Потому что она совершала непростительные ошибки и сделала для развала гораздо больше, чем все ее враги – диссиденты, западные разведки и так далее.

– Получается, Путин делает для развала России больше, чем ее воображаемые и реальные враги?

– Да, не только Путин, но и все его окружение, все, кто стоит во главе этого режима, кто его поддерживает своей пропагандой. Все, кто говорит об ужесточении, что надо пойти на Киев и захватить Брюссель, что надо раздавить "пятую колонну". Эти люди режим и разрушают. Сейчас вообще нет независимых государств. Все – зависимые, даже американцы зависят от внешнего мира. И Россия не может вести себя совершенно по-особому, плевать на условия совместного существования.

– В том же интервью вы говорили, что вам жалко только дочерей Путина. Почему?

– Мне дочерей и сыновей всех диктаторов жалко. Они ощущают себя принцами, а когда диктаторы отходят от власти или уходят из жизни, оказывается, что они не принцы. Судьба их бывает несчастна. Это видно по детям Сталина – Светлане, Якову, погибшему еще при жизни отца, Василию, который после смерти отца оказался в тюрьме. Сейчас дочь Каримова (Ислам Каримов, президент Узбекистана в 1991–2016 годах. – ред.), как только он умер, оказалась в тюрьме. Эти дети не находят потом сочувствия в обществе. То же самое было с Галиной Брежневой. При жизни отца ей казалось, что она королева, может все себе позволить. Как известно, она потом спилась и кончила жизнь очень незавидно, я бы сказал, хотя каждый конец незавиден. В общем, этим детям так или иначе приходится расплачиваться за грехи их родителей.

– Насколько все по-разному в России и в других странах. Обама (Барак Обама, президент США в 2009–2017 годах. – ред.), Трамп (действующий президент США Дональд Трамп. – ред.) – их дети всегда на виду, они социально активны. И – модель поведения Путина, скрывающего своих дочерей, не показывающего, чем они занимаются, как они выглядят.

– Американская политика вообще публичная и открытая. Если президент будет скрывать своих детей, или своих любовниц, или еще кого, то он перестанет быть президентом. Ему общество не простит. Даже когда политик борется за этот пост, он должен выходить со всеми своими близкими и демонстрировать безумную любовь и крепкие семейные отношения. Каковы они на самом деле – мы не знаем обычно, но демонстрация происходит. У нас же – наоборот. Вся политическая жизнь закрытая, и жизнь политиков закрытая. У нас вообще не может быть здорового, нормального отношения к детям политиков. Путин где-то сказал, что боялся за жизнь своих детей. Действительно, если они будут жить на виду, без охраны, они будут подвергаться опасности. Я бы даже сказал, что для нашей противоестественной системы такое поведение Путина – естественное.

– Уже совсем скоро, весной 2018 года, в России будут президентские выборы. За кого вы пойдете голосовать?

– Я, скорее всего, ни за кого не пойду голосовать. Я уже научен, меня никто не сможет уверить, что эти выборы будут честными. Знаю заранее, что они будут нечестными, поэтому, как правило, не хожу. Иногда, очень редко, меня подбивают, говорят: "Вот, сейчас это важно – пойти и отдать свой голос". Но всегда, когда это делаю, я бываю потом очень недоволен собой.

– Чья фамилия в списке кандидатов вас бы заставила пойти и проголосовать?

– Фамилия Навального (оппозиционный политик Алексей Навальный. – ред.). Я бы за него проголосовал. Но у нас ненормальная ситуация. Многие говорят: "Если не Путин, то кто?" А со стороны оппозиции: "Если не Навальный, то кто?" Конкуренция должна быть многообразной. И среди сторонников Путина должна быть реальная конкуренция, и среди сторонников Навального. Если бы предвыборный период был нормальным, если бы у всех кандидатов был одинаковый доступ к СМИ и к выступлениям на публике, если бы было все честно и много кандидатов, я бы подумал. Если бы Навального допустили к выборам, у него были бы какие-то шансы. Больше того, если бы совсем честные выборы были, Навальный, думаю, даже бы победил.

– Вы считаете, что Навальный не стал бы таким диктатором, как Путин?

– У нас такая система, что никому доверять на 100% нельзя. И даже на 90% нельзя. Навальный утверждает, что если он станет президентом, что, конечно, весьма проблематично, то один из первых указов издаст о возвращении президентского срока "не более чем два раза по четыре года" и не будет слова "подряд". То есть максимум президент сможет продержаться у власти восемь лет. Предположим, он станет (президентом. – ред.) в самом деле, хотя я сам в это мало верю. Тогда ему трудно будет от своих слов отказаться. Во-вторых, человек, ограниченный в сроках, не сможет быть абсолютным диктатором. Даже взяв всю полноту власти, он будет думать о том, что через восемь лет уйдет на покой и, возможно, окажется в очень сложном положении. Позволять себе делать все, что угодно, может только человек, уверенный, что пробудет у власти столько, сколько захочет.

– Остается мало времени, попрошу вас динамично отвечать на вопросы, которых еще много. В интервью изданию "ГОРДОН" вы сказали: "Мне и до убийства Немцова (Борис Немцов, российский оппозиционный политик, убитый в 2015 году. – ред.) было страшно, а сейчас – тем более. Думаю, теперь у еще большего количества россиян возникнет желание зарыться в песок и молчать". В советское время КГБ предпринимал попытку отравить вас. Сейчас вы в открытую выступаете против аннексии Крыма, против российской агрессии в Украине, называете Путина и его команду преступниками. Вам не страшно?

– Стараюсь выражаться более осторожно, если вы заметили. Что значит – страшно или не страшно? Я просто дал себе слово давным-давно, когда написал рассказ "Хочу быть честным", что буду честно отвечать на поставленные вопросы. Даже на те, которые сам задаю себе. Один мой знакомый говорил в свое время: "Мои 50 лет у меня никто не отнимет". А у меня мало осталось чего отнять. Поэтому бояться мне особенно нечего. Говорил и буду говорить правду, то, что думаю. Повторю: считаю захват Крыма большой глупостью и огромным вредом для России. Но я не выступаю против России.

– По вашим ощущениям, уровень страха в российском обществе вырос? Или, наоборот, такое состояние наступило, когда может крышку сорвать?

– Мне кажется, страх отчасти притупился. Люди не могут жить все время в состоянии страха. Тогда и жизни никакой нет.

– Когда вы последний раз были в Украине? Ведь с Украиной вас очень многое связывает, вы и детство здесь провели, и юность.

– Последний раз был в Украине, наверно, года два тому назад. Уже после Майдана. И потом меня приглашали, но я, к сожалению, не смог приехать. Ждал следующего приглашения, которого не получил.

– У вас здесь остались родственники или друзья?

– Да, у меня есть родственники в Запорожье. Не очень близкие по крови, но очень близкие по духу.

– Вы следите за тем, что происходит в Украине, с помощью родных или интернета?

– Конечно, наблюдаю.

– Какие украинские события вызывают у вас больше всего эмоций?

– Знаете, как я вам отвечу? Была война, и мой отец был на фронте, а потом вернулся инвалидом. Тогда говорили, что есть фашистский режим, а есть немцы. И что не все немцы преступники. Мне понятно разочарование людей в Украине и их отношение к стране-агрессору. Но, мне кажется, украинцы должны понимать, что русские, какими бы они ни были одурманенными, все равно в массе своей не враги Украине. Думаю, в не очень отдаленном будущем начнется процесс примирения. Братья мы или не братья – но все перемешаны. Почти нет русских или украинцев, в которых бы не было и той, и другой крови.

– Над чем вы сейчас работаете?

– Пишу одну книгу. Распространяться пока особо не хочу.

– Сюжет современный?

– Современный, да. О России. О российской провинции.

– Я видела, что вы завели себе Facebook-страничку. У меня к вам просьба. Можете писать в Facebook больше?

– Если будет повод… Иногда есть желание, но поскольку еще свое пишу, то не хочется сильно отвлекаться на публицистику.

– Ваш роман о солдате Иване Чонкине был экранизирован, и не раз. А если бы сняли фильм по роману "Москва 2042", кто бы роли исполнял?

– Вообще, я думаю об экранизации и хотел бы, чтобы она состоялась. Мне кажется, это было бы очень своевременно. А насчет исполнителей ролей – надо очень хорошо подумать. (Улыбается).

– Хотя бы главную роль?

– Нет пока даже наметки. Когда зайдет речь об этом, буду думать.

– А какому режиссеру доверили бы?

– Подумал бы в первую очередь о ком-то из иностранных режиссеров.

– Владимир Николаевич, вопрос, который волнует всю Украину. Когда закончится война?

– Война закончится, когда закончится сегодняшнее российское правление. Режим в том виде, в каком он существует. Раньше не закончится, потому что у российского руководства есть такое желание, чтобы эта кровоточащая рана не затягивалась. Не думаю, что у них есть намерение войну эту расширять, надо, чтоб рана все время кровоточила.

– Выборы следующей весной могут привести к смене власти в России?

– Скорее всего, не могут. Просто так, мирным путем, это не кончится. Может произойти какой-то переворот. Но в результате выборов в России ничего не произойдет. Я совершенно не верю. Выборы все равно будут фальсифицированы.

– Владимир Николаевич, я вас благодарю за содержательный эфир. Хочу, чтобы некоторые ваши предсказания сбылись как можно скорее!

– Тогда я желаю вам – и себе! – чтобы они исполнились.

– Спасибо большое!

– Спасибо вам!"