"Хочу, щоб мій племінник, якому буде три роки, ніколи не воював," - військовий кореспондент

У день свого тридцятиріччя Наталія Нагорна потрапила на війну. Це було на початку червня 2014 року, кореспондент готувала сюжет з блокпоста в Ізюмі, за яким починалася передова. Зараз журналіст команди «ТСН» («1 + 1») вже перестала вести лік своїм поїздкам на схід України. Вони стали частиною її життя, яка розділилася навпіл: до і після Майдану.

Напередодні Дня журналіста Наталя Нагорна увійшла в число військових кореспондентів, яким президент України Петро Порошенко вручив орден «За заслуги» ІІІ ступеня. У відповідь Наталія побажала главі держави стати президентом, який закінчить війну. «Моя мрія зняти сюжет про перемогу найближчим часом», - зізналася Наталя Нагорна в розмові з кореспондетом "Фактів", повідомляють Патріоти України.

Далі - мовою оригіналу:

«Многие покидали свои родные дома практически без вещей, прижимая к груди детей и иконы»

— Если бы в 2014 году кто-то сказал мне, что через три года война на востоке моей страны не закончится, я бы не поверила, — с горечью говорит Наталья. — Но с другой стороны, сейчас я надеюсь, что наши военные на фронте уже одеты, обуты, накормлены и получают зарплату. Успокаивает это меня? Конечно, нет. Я хочу снять сюжет о нашей победе в ближайшее время.

— Об этом вы говорили и президенту, получая орден.

— Честно говоря, когда президент вручал мне орден, я думала о людях — моих знакомых, которые уже не вернутся с этой войны. Их число измеряется двузначной цифрой. В память о них я и приняла эту награду. Хотя, признаюсь, долго не понимала, почему люди так воодушевленно восприняли награждение. Это все достаточно формально. Ведь понятно же, что я никогда в жизни не прицеплю себе на лацкан орден и не буду с ним ходить по городу.

По сути, воспринимаю орден как награду всему коллективу «ТСН». У нашего редактора на столе уже несколько лет стоит старая жестяная коробка из-под конфет. В ней лежат деньги на АТО. Наши редакторы всегда могли взять какую-то сумму и купить на нее вещи, необходимые в зоне боевых действий. Я помню, как мне на день рождения подарили бронежилет.

— Вот это подарок…

— Это было в 2014 году. Подарила его коллега Женя Цветанская, зная, что я собираюсь в АТО. Но в это время наш журналист Руслан Ярмолюк ехал на Донбасс, и я передала «броник» воину-сироте, который оказался без обмундирования. И это было нормально. Мы покупали сотни маек, трусов и пересылали их бойцам. Редакция «ТСН» была буквально завалена передачами для наших ребят, потому что люди знали — они точно попадут адресату. Помню, как однажды пришлось везти огромное ведро квашеной капусты.

— Вы стали первой журналисткой канала, отправившейся на фронт.

— И то непосредственно на передовую меня тогда не пустили. Это было в июне 2014 года. Мне разрешили доехать только до блокпоста украинских военных в Изюме. Наш редактор Сергей Попов строго заявил: «Увижу тебя дальше, чем блокпост, больше в АТО не поедешь». Поэтому первый раз я придерживалась правил. Но мне хватило и того, что я тогда увидела.

Это было время, когда из Славянска и других городков выезжали наши беженцы. Они проезжали через Изюм. Город я хорошо знаю еще со времени учебы в Харькове. Это был город грибов и клубники. В июне там проходил традиционный фестиваль клубники. Помню, как местные возмущались: «Какая же подлая штука эта война! Из-за нее нам пришлось отменить фестиваль». Они стояли на обочинах с корзинками клубники, которую редко кто покупал.

Люди были напуганы, многие покидали свои родные дома практически без вещей, прижимая к груди детей и иконы. Некоторые уезжали в Крым, обещая, что как только освободят Славянск, они тут же приедут восстанавливать родной город. Позже мы видели этих людей в Крыму, куда инкогнито поехали с оператором в июле 2014-го. Тогда Славянск уже был наш, но бывшие его жители не собирались возвращаться домой.

«Люди выстаивали огромную очередь, а им доставался лишь цвелый батон»

— Правда, что вы входили в состав первой группы Красного Креста, контролировавшей проход гуманитарного конвоя на Донбассе?

— Это был украинский комитет Красного Креста. Я вошла в него еще во время Майдана. Тогда организовались так называемые группы быстрого реагирования. Я входила в состав резервной группы. Когда пришла информация о том, что украинский Красный Крест может контролировать проход гуманитарного конвоя, я снова пошла к Сергею Попову. Сказала, что у меня есть удостоверение Красного Креста, планшет, камера и я готова ехать. Он лишь сказал: «Только без геройства».

Первая наша остановке была в Северодонецке. Знаете, это был тот случай, когда эхо войны поражает больше, чем сама война. Мы находились на пункте выдачи помощи переселенцам. Там стояли огромные тюки, в которых уже перемешались вермишель, рис, гречка. Люди называли это суржиком. Его давали по полтора килограмма в руки. Многие приезжали, преодолев сорок километров, выстаивали огромную очередь, а им доставался лишь цвелый батон. Что касается российского гуманитарного конвоя, то мы его так и не увидели. Представителей украинского Красного Креста просто не допустили. После этого я ездила в зону АТО уже как корреспондент.

— Что вам запомнилось с того времени?

— Помню встречу с «Батей». Он — первый военный, с которым я познакомилась на передовой. Александр Гуменюк («Батя») — комбат 11-го батальона, который летом 2014 года стоял в Дебальцево. Батальон только зашел в зону АТО, они стояли на горе Карачун, Славянск уже был наш. Помню, Александр ругал нас за то, что ночью пошли смотреть в тепловизор по заминированному полю. А провожая, уже улыбался в свои роскошные усы, был искренним, открытым. Через пару недель «Батя» погиб.

— Какая поездка на войну стала для вас самой тяжелой?

— Знаете, там тяжело не тогда, когда в тебя стреляют, а когда под угрозой находится твой любимый человек. Я была в командировке в Авдеевке, а мой друг чуть дальше, непосредственно там, где шел бой. Он тогда воевал. И мне реально было страшно. Связь отсутствовала, я не понимала, что происходит. Волнение такое, что сжимало голову в тиски. Так продолжалось полдня, потом пришла информация, что все живы.

Вообще, любой журналист, попадающий в зону Авдеевки, понимает, что там опасно, будут стрелять, придется бежать, прятаться. Первый раз я увидела, как стреляют «Грады», на Веселой горе. Она тогда была нашей. Помню, как стояли наши машины БМ-21, а между ними были натянуты веревочки, на которых ребята сушили свое белье. Наверное, навсегда запомню ночевку в Песках в марте 2015 года. Тогда аэропорт уже был занят врагом. Нас поселили в полуразрушенном доме на втором этаже, где стояла СПГ, из которой периодически вылетали снаряды. Когда это происходило, дом вздрагивал и, казалось, вот-вот развалится. Кстати, через неделю комнату, в которой мы ночевали, разнес танковый снаряд.

«Главное — найти безопасный угол, откуда можно высунуть камеру»

— Вы были одним из авторов цикла репортажей «Нічна варта».

— Тогда мы ездили на передовую и ночевали в разных местах. Не забуду ночь на шахте «Бутовка», когда снаряды летели один за другим. Из всех возможных видов оружия. Главное — найти безопасный угол, откуда можно высунуть камеру. Мы с бойцами сидели, ели арбуз, и тут друг за другом прилетает штук десять РПГ. Мы с оператором замерли от страха, а пацаны смеются: «Да чего вы боитесь, ешьте дальше!» Для них это уже нормальная жизнь. А я очень боюсь, когда стреляют. Всегда засовываю кулаки под бронежилет — чтобы руки остались целы.

— Давно вернулись с войны?

— В середине мая. Это была тяжелая поездка в Авдеевку, после трагедии, когда в дом попал снаряд и погибли четыре человека, кроме двух маленьких девочек и брата одной из них, который до сих пор в тяжелом состоянии в больнице. Дети смотрели мультик и, слава Богу, с ними ничего не произошло. Когда они выбежали из дома, то увидели, что их мамы погибли, а одна из них лежит без головы…

Мы приехали на следующий день. Больше всего поразили соседи этой семьи, которые сидели на их территории и пили водку. Рядом валялись куски обгоревшего человеческого мяса. Это просто не укладывалось в голове! Потом оказалось, что у семьи пропали документы и деньги, которые потом нашлись дома у этих «соседей». Я думала, что меня тяжело чем-то удивить, но это оказалось не так. Позже мы поехали на свиноферму в Новолуганске, которую обстреляли «Грады», убив 70 животных. Знаете, у меня до сих пор перед глазами стоит картинка: посреди двора лежит контуженная свинья и дергает ножкой. Понятно, что это животное, а не человек, но в тот момент мне показалось, что увиденное может доступнее всего показать, что такое война.

— О чем вы мечтаете?

— У меня много маленьких желаний. Например, чтобы мой племянник, которому будет три года, никогда не воевал. Хочу, чтобы Украина восстановила свои территориальные границы, чтобы не гибли люди. Хочу путешествовать по миру и гордиться тем, что я из Украины. Мечтаю поехать в украинский Крым и снова начать прыгать с парашютом.