"Наша влада провокує людей не на глухе розчарування, а на те, що люди піднімуть їх на вила та граблі і винесуть з Верховної Ради і Адміністрації Президента разом з Кабміном", - Руслана

Про це, а також про свої переговори з ватажком бойовиків "ДНР" Олександром Захарченком щодо звільнення українських заручників у авторській програмі головного редактора інтернет-видання "ГОРДОН" Олесі Бацман на телеканалі "112 Україна" розповіла співачка, народна артистка України, громадський діяч Руслана Лижичко, передають Патріоти України. Далі - мовою оригіналу:

"– Руслана, добрый вечер.

– Добрый вечер, Алеся. Перед эфиром мы сказали: "С Богом!" ­– потому что наш разговор будет более чем откровенным.

– Я на это надеюсь и, зная тебя уже не первый год, просто уверена в этом. Сейчас все говорят о самом масштабном обмене заложниками, который состоялся вчера. Ты – человек, который очень давно и очень глубоко занимается этим вопросом. Сколько человек за все это время удалось вытащить лично тебе?

– 42 наших военнослужащих, даже одного добровольца (снайпер батальона "Донбасс"), что было почти невозможно. Это была наша самая опасная поездка, и мы даже не знали, выедем ли мы оттуда живыми. Один раз мы попали под обстрел в комендантский час… Мы так спешили с "Офицерским корпусом" (организация, занимающаяся освобождением украинских заложников, удерживаемых боевиками "ЛДНР") взять людей, потому что переговоры шли очень тяжело: то у сепаратистов есть настроение, то нет, то они отдают [заложников], то не отдают, – и, выезжая, мы не знали, отдадут ли… Просто [надеялись]: "А вдруг повезет". Когда мы выезжали, у нас не было никаких гарантий. Какие гарантии могли у нас быть после проезда наших КПП? Никаких! Да, нам говорили: "Ну, наверное, с вами ничего не случится". А когда я приехала впервые, мне [главарь боевиков "ДНР" Александр] Захарченко сказал: "Если кто-то даст по тебе пулеметной очередью… ты должна быть готова ко всему". И таки дали, и таки убили у меня на глазах его охранника…

– Охранника Захарченко?

– Да. Все это произошло, когда я сидела за ним. Я не знаю, где пролетела пуля, но мне просто повезло (крестится).

– Боже! В рубашке родилась!

– Да. И видя все это… Понимаешь, у меня дух на Майдане закалился, когда я видела, как расстреляли Небесную сотню, когда я видела этот героизм и мужество людей, когда я это пережила, страха уже не было… Мы ехали, понимая, что если не мы, то никто.

– Ты сказала, что Захарченко не мог дать тебе гарантий. Но разве он не мог приказать своим людям, чтобы они вас не трогали? Тем более с его охранником.

– Конечно, они по-своему модерировали эту ситуацию, потому что рассчитывали, в том числе, что мы сможем обеспечить [освобождение] какой-то части [задержанных боевиков]. Но мы в переговорах не были настолько значимыми, просто я ехала и, как говорится, брала за горло: "Просто отдай! Я не могу тебе привезти твоих людей. Просто отдай мне наших людей".

– Ты сказала это Захарченко?

– Я говорила это лично Захарченко. И первый мой обмен был (без единого человека!) – мы приехали и забрали сразу 16 ребят. Знаешь, ситуация была трагична и драматична тем, что это было сразу после Иловайска. Представь себе: 26–27 августа, когда мы уже понимали, что в Иловайске – трагедия, мы понимаем, что Киев замалчивает это, понимаем, что власть дает свою интонацию событиям, и мы уже не верим… Мы встаем пикетом возле администрации на Банковой…

– Да, я помню.

– С той стороны мне говорят: "Да это все проплаченные люди". Я говорю: "Кто проплаченный?! Я проплаченная?! Вы вообще думаете, что вы говорите?!" (Смеется). Начинаются какие-то маневры. В этот момент я слышу: мама стоит, прощается с сыном… У меня весь этот Армагеддон на глазах… Мама моя уже плачет, я говорю: "Мама, поехали зажжем свечку. Я думаю, ребят не станет…" И когда Иловайская трагедия произошла, у меня был концерт в Днепропетровске. Я знала, что "Офицерский корпус" занимается обменом военнопленных, мы сконтактировали, я говорю: "Я поеду с вами". Я скрыла эту информацию от своей семьи. Более того, со мной была мама на концерте – я группу и маму посадила в самолет, а сама говорю: "Мне надо остаться".

– А Саша (муж и продюсер Русланы Александр Ксенофонтов) с тобой был?

– Нет-нет, никто не знал. Я сажусь, и мы с "Офицерским корпусом" едем в Донецк. Знаешь, когда у человека совсем нет страха… это тяжело передать, но страха нет. У меня было два варианта: либо я приезжаю и говорю, что мне страшно, вы можете меня убить, или я приезжаю в свою Украину, в свой украинский Донецк и говорю: "Отдайте мне моих людей". Наверное, эта некая уверенность дала нам возможность с ними договариваться и в конечном итоге мы привезли 42 наших военнослужащих. И среди них был парень, жена которого родила за два месяца… среди них был мужчина, который женился и создал семью благодаря моей победе на "Евровидении". То есть я встретила ребят, с которыми меня даже какая-то судьба связывала. Это мистика!(Улыбается).

– Сколько раз ты была в оккупированном Донецке?

– Пять раз.

– Что ты там увидела?

– Ну что я увидела… есть такое слово из "Собачьего сердца" – разруха. Это разруха во всем, разрушенный регион. Они оправдывают ситуацию по-своему. На тот момент, когда я приезжала, думаю, переговоры еще были возможны, и я очень жалею, что не подошла тогда к президенту, не взяла его за горло и не сказала: "Делайте, что хотите, но вы можете повлиять на ситуацию". Когда я вернулась из первой поездки, сразу пошла в Администрацию Президента… Знаешь, я двери открывала, даже не смотря на охрану, причем охрана, понимая мой взгляд, и не пыталась ничего сделать (смеется). Я зашла, села и рассказала все, что видела. Сказала: давайте сюда карту, дайте мне ручку, я вам нарисую, расскажу то, чего вы точно не знаете. Они сидят… помню, Ложкин (Борис Ложкин, с июня 2014-го по август 2016-го – глава Администрации Президента) сидел с вот такими глазами… они не верят! Думают, Руслана какие-то сказки рассказывает. Говорю: "Какие сказки?! Я только оттуда!" Знаешь, сейчас я не смогу объяснить: беспечность, самоуверенность, какая-то трусливость – или чем они руководствовались… После Иловайска все можно было сделать по-другому. И, знаешь, мы бы стольких людей сохранили, столько ребят не ушло бы на небо… Мне кажется, что мы еще долго будем отвечать за эту ситуацию… Мы все вместе…

– Какие у тебя сейчас отношения с Захарченко?

– Никаких! Какие у меня могут быть отношения с Захарченко?! (Смеется). У меня не может быть с ним отношений. Это человек, который…

– Какое впечатление он на тебя произвел?

– Слушай, не люблю этого слова, но это враг. Даже в нашем гимне "згинуть наші воріженьки" – мы даже в гимне не хотим агрессивно говорить о нашем враге. Но по факту это враг, и он им остается.

– Что он тебе говорил?

– Не могу сказать, что я сейчас помню все наши разговоры… Приходилось очень много спорить и объяснять, почему они должны отдать мне людей. Представь, я приезжаю и мне говорят: "Ты заберешь сегодня только 15". Я говорю: "19". Они: "Только 15". Я: "17". И вот-вот я дожимаю и – представь себе…

– Почему они вообще тебе их отдавали?

– Не знаю. По их версии: у них был какой-то особый респект ко мне за мое мужество, за мою победу на "Евровидении", за то, что я такая вся правдивая… Наверное, нам сложно слушать все эти выступления, потому что они убили близких нам людей… Поэтому давай не трогать эту тему, она очень болезненная. Но я помню эпизод, когда мы приезжаем на базу, где удерживают наших ребят, и выходят 30 наших парней, а мне из 30 нужно выбрать всего лишь 15.

– Ты должна была сама выбрать?

– Я должна была сама это сделать!

– О боже!

– И я помню, как наши ребята подталкивали [друг друга]: "Забери этого – у него двое детей", "Забери этого – он самый младший", "Забери этого, потому что он болеет"…

– Как в голливудских фильмах…

– Я пережила такое… ты себе не представляешь. Была еще одна ситуация, она меня, наверное, на всю жизнь травмировала: я привезла одного парня (мы всегда привозили их к Днепропетровской обладминистрации), и встречает семья… выходит первый – и мать от счастья кричит: "Сынок!" – падает, радуется. Ну просто видно, что это слезы радости… и он говорит, что брата убили – и она на глазах начинает кричать от боли так… этот контраст: один выжил, а другой нет… Знаете, эту боль, наверное, нужно увидеть вот так, чтобы понять, что вообще случилось. И нам не просто фильм "Киборги" надо смотреть, не просто репортажи или какие-то материалы, нам нужно брать власть за горло и говорить: "Ребята, а ну отвечайте, что было на Майдане?" Государственное преступление? Кто будет за это отвечать? Я не могу жить в стране, в которой нет наказания за государственные преступления. Давайте называть вещи своими именами: все, что предпринималось против мирных протестующих… а Майдан был мирным от начала и до конца, до момента, пока не убили мирных невооруженных людей…

– Сейчас об этом поговорим.

– Никто за это не ответил. Не ответили за Иловайск, за Дебальцево. Ребята, мы рано или поздно возьмем вас за горло, пока вы не станете властью и не начнете отвечать за государственные преступления. Хватит покрывать "папередников". Так не пройдет. Однозначно.

– После этих встреч, как ты считаешь, Захарченко – марионетка Путина или нет?

– Однозначно (смеется). Может быть, в начале (прости, может, я буду говорить как-то не очень) они и игрались в какую-то самостоятельность, но они получили оружие от России, это было российское оружие, там были российские боевые единицы. Я это видела, я свидетель этому! Российские оружие приехало просто так? Ну это же иллюзия! Конечно, они на это подписались и сразу стали заложниками. Им гаплык!

– Что говорил Захарченко о Путине и Порошенко за глаза?

– Ну про Путина они ничего не будут говорить, даже за кулисами, даже по секрету (смеется)…

– Кто-то подслушает…

– Сто процентов. Там такой страх, что трудно представить. О нашей власти они говорили, что, когда действительно будут принципы Майдана, когда все будет по-честному… "А эти крадут", – укоряет он меня. Я ему пытаюсь что-то ответить, говорю: "Знаешь, анализировать нечего, позаботься лучше о себе. У тебя проблем хватает, а мы со своими сами разберемся". (Смеется). К сожалению, эти нарекания идут не только с оккупированного Донбасса и не только от сепаратистов, но и от цивилизованной Европы, от европейских политиков, от американских политиков, от людей, которые смотрят на Украину и говорят: "Ну такой ценой вы сохраняете свою страну, такой невероятной силой духа людей, и чтобы власть не позаботилась об этом, об элементарных реформах, об элементарной перспективе, которая дала кости-подачки в виде безвиза?! Это не то".

– Ты знаешь, почему до сих пор не названы убийцы Небесной сотни?

– Первое, что я видела на Майдане, – артефакты зачищали сразу. Наверное, государственная машина у нас так устроена, что, если государство совершает преступление (а оно уже имеет наработанные схемы), группа зачистки работает моментально. Я знаю точно (мне говорили в СБУ), что ломали серверы, жгли hard-диски, уничтожали документацию мгновенно. Концы в воду…

– Ты имеешь в виду власть Януковича?

– Это было на стыке, когда Наливайченко и Аваков поехали догонять – или провожать – Януковича (смеется). Не знаю, как правильно говорить, но давайте пока стебаться, потому что, боюсь, когда правда вылезет, нам всем плохо станет… Иногда есть такая правда, которую и не хочется знать.

– Смех сквозь слезы.

– Вот на этом стыке начиналась зачистка. Я помню, что мы даже сами по Майдану ходили, и мне на сцену приносили артефакты, и часть у меня хранится в отдельном месте. Я знаю, что придет время и мне придется эти факты предъявить. Но я точно знаю, люди подходили к сцене и говорили: "Руслана, там зачищается все!" Милиция не сможет потом ничего доказать.

– Деревья срезали, да?

– Да! Пули… Все убирается! Это первый этап. Второй этап. Когда я дважды ходила в Генеральную прокуратуру, разговаривала со следователями… Они – молодые. С одной стороны, я понимаю, хорошо: молодые, прогрессивные, инновационные – может, до чего-то и докопаются. С другой стороны, понимаю, что опыта – ноль. Ну есть как есть. И они меня опрашивают по одному эпизоду. Я говорю: "Вы можете по Майдану открывать 90 эпизодов, потому что я там 90 дней стояла – и каждую ночь что-то происходило". – "А вы знаете, у нас недостаточно фотографий, недостаточно видео, мы не можем идентифицировать". Я говорю: "Может, вам организовать? Наши айтишники в Америке сразу увидели, что исчезают видео, они все это повыкачивали. У нас около 60 тысяч видеофайлов, которые могут быть сейчас у вас на сервере". Для них это было открытие! Слушайте, волонтеры-активисты из "Евромайдан SOS", Леся Матвийчук – они пашут больше, чем наше государственное учреждение. И здесь я могу сказать: "Юра (я имею в виду Луценко), извини, я тебя не догоняю. Я тебя знала на Майдане другим человеком. Или наберись мужества и уже что-то сделай, или просто в следующий раз не выходи на Майдан". И это не только Юры касается, а всех. Все, кто в этой системе сейчас, знают ответы – от президента до любого причастного к информации. Они все знают…

– Анализируя произошедшее сейчас, можешь вспомнить: были ли какие-то странные вещи на Майдане?

– Работало очень много агентуры. Помню, на сцене постоянно были какие-то голоса: "С тем не работай, с тем не говори, это враг". Поворачиваюсь – а уже никого нет. Какая-то мистика! Какие-то злые духи! И постоянно это нашептывание, наговаривание… "Тот ФСБшник, тот ЦРУшник, тот такой, этот сякой". Поворачиваюсь – снова никого нет. Какая-то лажа, реально (смеется). Хотелось перекреститься.

– Наколотые апельсины раздавали? (Улыбается).

– Запугивали так – люди, вы себе не представляете! Мифы сеялись с такой скоростью, что не успевал просто проанализировать. "А посмотри: вот Кличко идут. Они точно пьяные". Подходят Володя и Виталик – трезвые как никогда (смеется). Я не могу тебе объяснить, откуда брались эти голоса, эти духи. Это было, наверное, одним из самых больших вмешательств, чтобы Майдан изнутри как-то разваливать, потому что люди [на Майдане] настолько крепли, и это была какая-то сила от Бога, что все схемы, чтобы развалить его извне или изнутри, не срабатывали. Запускали различные вирусы, в том числе отравляли и воду – мы все это знали…

– Травили воду?

– В один момент все заболели на Майдане. Ну представь себе: раз – и за ночь все больные. Что-то там ходили, брызгали… Откуда мы знаем сейчас? Когда ты прав, когда у тебя любовь в сердце, тебе Бог даст силы и ты победишь – это о Майдане.

– Какой был самый страшный момент на Майдане?

– Конечно, похороны людей. Когда несли гробы… люди, эти аплодисменты, эти постоянные слезы и пение… Подносят к сцене гробы, и я вижу невинные лица этих молодых ребят, а среди них – мой большой друг Устим Голоднюк, мальчик в голубой каске. У меня вообще личная история с его семьей, с его отцом. Мы и раньше были знакомы… Мы весь Майдан с ним простояли. Начиная от избиения студентов, он продержался… Чай мне всегда приносил… такой хороший парень был, такой добрый, такой искренний… Говорит: "Ты сама стоишь, так холодно тебе. Давай я тебе чай сделаю". И на утро его не стало… Понимаешь, как меня колотило?.. Люди пережили такую искреннюю трагедию – хуже момента, наверное, на Майдане не было. Два дня я ходила и не понимала ни как меня звать, ни где я, ни что со мной. Это было самое тяжелое.

– В соцсетях тогда твои хейтеры писали, что ты стоишь на Майдане, потому что тебе платит или Игорь Коломойский, или какой-то другой олигарх. Кто платил? (Улыбается).

– Говорили о Левочкине. О Коломойском первый раз слышу (смеется). Ни Фирташ, ни Левочкин – давайте всех перечислим, – ни Коломойский, ни Пинчук… кого мы еще знаем? Ни Ахметов тем более, ни Юля…

– А что так? Почему не пришли? (Улыбается).

– Не знаю. Мифы сеялись абсолютно обо всех. Объяснить мое присутствие на Майдане могли только люди, которые были на Майдане. Они видели, они понимали, они слышали слова, которые я говорила, ­– мы жили вместе, это было очевидно. Когда смотришь на человека и понимаешь: "Я ему верю, этому верю, тому верю. Или не верю". Такая схема. Поэтому эти мифы смешны. Они же отвалились сразу, даже не прижились. Политического проекта у меня нет, в политику я не пошла, попыток нет, заявок нет, амбиций нет – я в политику не иду и не пойду. Я тебе сказала перед эфиром: это настолько грязное для меня дело. У меня есть силы со сцены менять страну и давать энергию, а в политике… Если я туда зайду, не дай бог, то я взорву все, что там есть изнутри.

– В интервью изданию "ГОРДОН" ты сказала: "Наша власть провоцирует людей не на глухое разочарование, а на то, что люди поднимут их на вилы и грабли и вынесут из Верховной Рады и Администрации Президента вместе с Кабмином. Возможно, даже гимн в конце споем, когда будем выносить. Они электризуют этим весь народ до самых глубин. И эту наэлектризованность я ощущаю каждой клеткой. Не знаю, что будет дальше, но понимаю, что они провоцируют всех к новому взрыву. Они пытаются провернуть то, что не удалось Януковичу – заарканить свободный народ, пока он не успел расправить плечи. Пример северного Пуйла не дает им покоя". Ты сейчас тоже так думаешь?

– Сейчас ситуация ухудшились. Но, в отличие от Саакашвили, я по-другому к этому отношусь. Если Миша подает это вот так (мы еще об этом поговорим, правильно?), то, когда я критикую власть, я понимаю, что за этой критикой всегда нужно давать конструктив. Более того, я не критикую сейчас для того, чтобы расшатывать ситуацию или в пользу своим политическим месседжам. Я констатирую факт, который каждый из нас чувствует: мы не увидели фундаментальных изменений. Фундаментальные изменения – это налоги, пенсии, судебная система. Мы должны увидеть восстановленную базовую жизнь. С базы надо начинать. И если мы эти фундаментальные изменения, как и будущие выборы… ой, как мне интересно, по какой схеме они пойдут: будут ли это снова выборы а-ля Левочкин–Фирташ, как они любят, или будут хоть немножко учитывать нас. Хотя бы по приколу или ради приличия. Есть фраза одного известного политика: "Если бы от нас с вами что-то зависело, нам бы просто не давали голосовать". Поэтому, пока нам дают голосовать, знайте: от нас просто ничего не зависит, они все равно себе смоделируют, что им нужно (смеется). Действительно, сделки и все сговоры происходят наверху. Нам уже просто подают весь этот цирк, спектакль, социологию и бла-бла-бла – как будто мы выбрали. Мы даже не знаем, кого на самом деле мы выбираем.

Отвечая на твой вопрос о напряжении: в этом году очень авторитетный парень, который прошел Майдан, был во время избиения студентов, пошел в АТО, сейчас это один из мужественнейших солдат Украины, сказал: "Пружина от того, что не осуществилось правосудие, сжимается". Напряжение от того, что справедливости нет. Ты это чувствуешь, как бы они это ни прятали, что бы нам ни парили в разных новостях, ни втирали и ни рассказывали байки – пружина-то сжимается, и люди захотят эту справедливость реализовать.

– Ты говоришь о так называемом праве вил. Но где гарантия, что те, кто придет с вилами, будут лучше тех, кто прошел через Майдан? Как найти этих людей?

– В Украине сейчас есть два мнения (я так думаю, это мое исследование, но я очень хочу ошибиться)… Я не знаю, какой процент за вилы и грабли… Мы же понимаем, что такое вилы и грабли? Это когда у людей лопнет терпение и они просто захотят радикально изменить ситуацию…

– Следующая революция…

– Кстати, Путин подготовился к этому этапу и назовет это наконец хунтой, так, как он и мечтал. Поэтому мы не имеем права так поступить, потому что тогда это может скомпрометировать Украину [на международной арене] и тогда мы точно не получим поддержку. Поэтому, как наши ребята ни играют мускулами, надо понимать, что все в стране должно произойти управляемо и цивилизованным путем. Поэтому я за то, чтобы мы сформировали и сплотили совершенно новую конструктивную, правильную силу. Я не имею в виду молодых политиков: я не чувствую от них сейчас той риторики и того контента, которые мне нужны. Ни политические проекты, ни партии, ни все, о чем ты меня спросишь дальше (смеется)…

– Так бери сама и делай!

– Нет, речь сейчас не о лидерстве даже – и это ошибка Саакашвили. Я считаю (Миша, ты не обижайся, мы с тобой многое в этой жизни прошли), что вопрос лидерства в Украине уже не сработает. И вопрос использования механики Майдана тоже не сработает, потому что это народное явление, его нельзя возглавить. Миша не учел того, что Майдан нельзя возглавить: он или есть, или нет…

– Но можно воспользоваться его плодами, что мы и видели.

– Нельзя! Майдан всегда отвергает это и отвергал. Политики могли выйти на вече, сделать вид, что они крутые, показать мышцы.

– А те кто при власти? Они не воспользовались плодами Майдана?

– Ну в общем-то да...

– Вернемся к Саакашвили. Ты с ним начинала антикоррупционное движение. Почему сейчас ты не стоишь рядом с ним?

– Мы недолго с ним шли этим путем. Не то чтобы я не почувствовала до конца все, что мне нужно... Мишу я знаю с 2004 года. Извините, что я его так называю, но мое с ним общение позволяет мне даже публично в эфире его так называть. Мы много говорили о стране, я видела много искренних переживаний у него. До определенной степени я верила его харизме, потому что иногда он настолько харизматичен, что ты ему просто веришь. Но сейчас, не предлагая ничего, а спихивая на то, что это люди, которые прямо сейчас бастуют, поддерживают… Да нельзя трогать ситуацию, пока ты не придешь и не скажешь: надо делать то, тогда-то, с теми-то, и я это могу и уже начинаю делать, просто поддержите меня. Надо конструктивную механику. Нельзя просто говорить "импичмент", надо сразу предложить что-то. А если мы ничего не предлагаем, а просто "давайте"... Это как ввязаться в драку, а там будь как будет. Я Мише это в глаза говорила. И если мы хотим конструктива, то я обращаюсь и к нему, и ко всем остальным силам: давайте находить эффективные, действенные и цивилизованные методы. Так, чтобы мир нас поддержал и помогал, чтобы люди шли за нами.

– Давай поговорим о твоем коллеге – Святославе Вакарчуке. Хотя он и заявил, что не собирается идти в президенты…

– И тем спалился (смеется)!

– …но народ верит, что таки собирается, и социологи продолжают включать его в президентские рейтинги, где он с ходу занимает второе-третье место. Ты бы за него проголосовала?

– Слава – хорошая кандидатура. Учитывая то, что мы все знаем его как настоящего украинца – настоящей не бывает. (Слава, респект тебе, я знаю, что ты обязательно посмотришь это интервью и будешь знать, что я публично сказала тебе эти слова). Я знаю его прекрасного отца, и это очень интеллигентная семья, которая привнесла в Украину, в развитие образования, науки, культуры много ценных вещей. Хватит ли Славе характера изменить то, что мы сейчас имеем? Учитывая его чрезмерную интеллигентность и деликатность... Он хорош тогда, когда уже все произошло, группа зачистки уже все сделала, все наказанные сидят в тюрьмах, и выходит Слава на белом коне и говорит: "А теперь идем уж точно в Европу". Если он, засучив рукава, не покажет мышцы, буквально (показывает бицепс)…

– Так вот же эти мышцы! Ты и есть группа зачистки Славы! (Смеются).

– Понимаешь… не наши это методы (смеется). Я – фонарик. Хоть и стебались надо мной, но я – фонарик и всегда буду за эти методы: за свет, за молитвы, за простые светлые вещи.

– Добро должно быть с кулаками.

– Нет. Слава должен перейти от теории к практическим вещам. У него этот путь впереди, если он действительно пойдет в политику и действительно будет претендовать на президентство. Потому что теория, университеты и обучение – это крутой базис, однозначно с этого нужно начинать. Государствообразование должно базироваться на знаниях, и не на советской, а на современной мировой школе. Если он этот базис закладывает, ему однозначно респект.

– Ты бы пошла к нему в команду?

– Нет. Пусть идет [в президенты], мне больше концертов будет (смеется), я буду вместо него собирать стадионы. Люди, я мечтаю вернуться на сцену!

– А ты с нее ушла?

– А как ты думаешь, после Майдана оно не аукнулось? Не аукнулось отсутствие новых альбомов, новых песен, концертов? Если артист выпадает из активного графика, вернуться он может через много контента, много экшенов, много перформансов. Мое появление на "Евровидении" – это как просто сказать: "Я здесь, я с вами, я пою, я могу сломать сцену одним взглядом". Это все, что я успела сделать, потому что организация "Евровидения" упала на нас с Павлом Грицаком так... Я не знаю, это чудо произошло.

– Говорили, что ты со своим мужем Сашей Ксенофонтовым лоббировала Павла Грицака на пост продюсера "Евровидения", что там средства какие-то отмывались…

– Отмывание денег – это полное дерьмо… Извините, что я так резко отвечаю. Потому что я знаю людей, которые провоцировали эту информацию вокруг "Евровидения". "Евровидение" прошло отлично. Это одно из самых дешевых "Евровидений" за историю его проведения. Европа довольна, весь пиар в Европе положительный, не произошло ни одного критического прецедента в плане организации, безопасность обеспечена, все сроки были выдержаны. Какими усилиями? Мы уже не спрашиваем. Грицак был единственный антикризисный менеджер, которого я рекомендовала на рабочей группе, действительно в присутствии всех, в том числе и председателя оргкомитета премьера Владимира Гройсмана. Я отвечаю за свои слова: это был единственный антикризисный менеджер, который мог на тот момент [спасти ситуацию]. Конец декабря – у меня было дежавю… "Вы не в состоянии провести "Евровидение"… Думаю, ну что ж такое?! В 2005 году я Виктору Ющенко чуть уши не поотрывала, а теперь снова то же самое… Тем не менее я понимала: такова моя судьба. Я просто объясняла: "Люди, мы в 2005 году прекрасно провели "Евровидение", мы знаем динамику, мы видим, что уже прозевали все время. Мы можем в такой ответственный момент потерять шанс показать себя миру. А нам это нужно, потому что нам нужна поддержка мира. И она еще не раз понадобится". Мы с таким счастьем выиграли "Евровидение", и Джамале респект огромный, я ее поддерживала и на национальном отборе, и когда она выступала в Стокгольме… Не использовать эту возможность, облажаться в такой ответственный момент, когда российская пропаганда мочит нас с утра до вечера… Что бы я ни сказала – Кремль раздувает на весь мир…

– Так они тебя пиарят!

– Из контекста вырвали, слова перекрутили… Ну, думаю, ладно, рано или поздно справедливость восторжествует.

Тем не менее мы спасали ситуацию. Честно тебе скажу, специалисты точно оценят и поймут это. А простые люди получили шоу европейского уровня и поняли, что даже в такой кризисный момент, когда в стране война, когда в стране гибнут люди, мы в состоянии подать себя Европе как светлую цивилизованную страну, и [показать, что] нет тут никаких людей, фашистов, которые бегают и едят детей на Майдане. Это было важно, и европейцы уехали с ощущением, что Украина – прекрасная страна.

– Ты сейчас на корпоративах выступаешь?

– Да, но чаще за границей, в Украине меньше. Потому что в Украине "Дикие танцы" уже сколько? 13 лет. Ну сколько можно (улыбается)?! А новую программу мы еще не успели создать, поэтому у меня в мире больше концертов, чем в Украине. Последний концерт был в Румынии. В этом году было очень много иностранных концертов, мы были в Чехии, на Мальте, в Таллине, в Лондоне. Частично это в рамках "Евровидения", частично – просто огромные фестивали. Корпоративы – это просто компании, которые имеют честь пригласить экзотический современный проект, и им интересно провести время именно с украинской драйвовой экзотикой.

– Сколько стоит пригласить Руслану на корпоратив?

– По-разному. Руслана была дорогая, когда она была в топе. Пока Руслана после Майдана перегруппировывается, собирает силы и готовит новый альбом…

– Казалось бы, должно быть наоборот.

– Законы рынка немножко другие. Когда у меня появятся новые синглы, сразу поднимется цена.

– Можешь сейчас цену назвать?

– Так или иначе гонорары в Украине для топовых [исполнителей] – в районе €20 тыс., а для таких, которые сползают, или только начинают, или отдыхают, – 3–7 тыс. условных единиц. Вот и считайте, я на гривны никогда не перевожу.

– Ты, наверное, знакома со всеми украинскими олигархами?

– Не со всеми. Левочкина и Фирташа в глаза не видела.

– То есть перспективы еще есть (смеется).

– Ахметова только в парламенте видела. Коломойского видела, да, один раз.

– И какие впечатления?

– Пинчука много раз видела.

– Кто-то из них является твоим поклонником?

– Больше всего я работала с Пинчуком. Я должна поблагодарить его публично, потому что в свое время они с Еленой Франчук (дочерью Леонида Кучмы, женой Пинчука) поддержали мою поездку на "Евровидение", частично ее финансировали. С их стороны это было очень искренне. Я всегда это буду говорить.

– Сейчас по миру идет волна признаний о случаях насилия. Звезды об этом рассказывают и таким образом побуждают других не молчать. Тебе хорошо, потому что с тобой рядом уже 22 года твой и муж, и продюсер, и просто любимый человек Александр Ксенофонтов… Но на корпоративах, когда приглашают певицу-звезду, часто бывает, что заканчивается это некрасиво. Происходило ли что-то подобное, если не с тобой, то с кем-то из украинских артисток?

– И со мной были такие случаи. Мы понимали, что начинается экстрим, человек теряет адекватность… И я слышала, что с Ани Лорак были такие случаи. Это то, о чем мы между собой говорили… еще до революции, когда я с ней общалась… Ты сейчас сказала о Саше, но он почти никогда не ездит со мной на концерты, и когда возникали экстремальные ситуации, как раз в этот момент его и не было рядом. Не знаю, на какого Господа Бога он полагался, но у меня никогда не было личного охранника и в большинстве случаев Саша не был со мной.

– Да ты что?!

– И эта его беспечность, из-за которой, мягко говоря, у меня на него свой зуб…

– Думаю, он сейчас смотрит наш эфир и сделает выводы.

– Но, с другой стороны, если девушка не дает поводов, то, в принципе, у нее проблем не возникает. Несмотря на наши откровенно сексуальные костюмы… Все всегда смеялись, что на Руслане – трусы и бусы. То есть на нас костюмов почти и не было, так, немножко прикрылись (смеются).

– Что было?

– В других странах (не хочу называть, чтобы это потом не стало политически-дипломатическим скандалом) были моменты, когда темперамент, горячая кровь… "Вы все очень красивые девушки, давайте все вместе с балетом к нам на афтепати, на фуршет"…

– В баню.

– До бани дело не доходило… Ты всегда чувствуешь, что что-то не так и даешь понять, что, так сказать, уходим…

– Не пытались силой затащить? Я просто знаю разные ситуации.

– До такого не дошло. Один раз к нашей девушке из балета начали действительно жестко цепляться, но охрана быстро сработала и дала отпор. Для нее это была огромная травма... Есть люди, которым вообще нравится такой образ жизни, они никогда не признаются, им прекрасно.

– Они просто свои гонорары еще поднимут – и нормально (смеются).

– Скажу тебе: один раз мне пришлось заехать мужчине. Как раз по тому месту, о котором ты подумала.

– То есть занятия спортом помогли?

– Да, помогли (смеется).

– Какой была реакция?

– Ну-у-у… Протрезвел (смеется).

– По поводу опасности. По твоим словам, когда первый раз поехала за заложниками, ты не сообщила об этом своей семье. А когда они узнали, что ты сделала, что тебе сказал Саша, что мама сказала?

– У мамы был очень сумбурный текст. Она ругала меня, не знала, как обуздать эмоции… Она просто ругалась, и я не могла ее остановить.

– Сколько дней тебя не было?

– Два дня. На это время я просто выключила телефон.

– Они тебя не искали?

– Я думаю, Саша уже догадался, а когда я вернулась, в принципе, семья поддержала. Конечно, они волновались за меня, но поддержали. А как иначе? Если от тебя что-то на грамм зависит... Понимаешь, я же видела и другие ситуации. Когда Слава Пилунский попал в Крыму, а это один из моих ближайших друзей, режиссер, известный украинский оператор, когда он переживал все эти пытки… когда Игоря Луценко[похитили] на Майдане еще… когда его побитым привезли, я его просто не узнала… Когда проходишь такие ситуации, понимаешь, что жизнь каждого человека на вес золота, и когда в Украине будет именно такой подход к каждому украинцу, где бы мы по миру ни были, сколько бы нас ни было… Я тебе рассказывала: у меня вообще революция в голове. Наша страна – это не территория, где сколько украинцев внутри, столько и Украины. Украина повсюду. Даже на оккупированном Донбассе остались украинцы. Это – Украина. В оккупированном Крыму люди молятся на украинском, проводят украинские богослужения. Значит, это Украина. Выехали люди в Канаду, Америку, Францию, Польшу – это все украинцы, это Украина. 60 миллионов! Украина там, где ты – вот месседж. Каждый украинец, который признает себя украинцем, это все – Украина.

– Ты сейчас затронула тему эмиграции. Эксперты говорят, что за годы независимости мы потеряли примерно 10 млн человек, которые уехали: то ли навсегда, то ли на заработки. Многие – на Запад, а многие, кстати, продолжают ездить в Россию. В твоей родной Западной Украине очень много семей, которые продолжают ездить в РФ. Ты знаешь кого-то из таких семей? Как они объясняют: почему они продолжают туда ездить даже сегодня?

– Они не объясняют. У людей есть цель – прокормить детей. И если возникла эта подработка – человек едет. Скажу так: осуждать это трудно, но и поддержать это невозможно. Это не дипломатический ответ. Я просто понимаю, что людям надо есть и растить детей, но, с другой стороны, напрячься и поискать заработок в другой стране, наверное, было бы правильно. Ехать в Россию, мне кажется, неправильно ни при каких обстоятельствах. И простите люди, которым это будет неприятно слышать: я не еду в Россию и не поеду в Россию, потому что это страна, которая заинтересована в том, чтобы разрушить мой родной дом. Поддерживать, брать деньги от такой страны, ехать туда – неправильно ни при каких точках зрения. Не суди и не судим будешь, но я не могу этого понять.

Я знаю человека, который потерял около 130–150 млн [долларов] бизнеса из-за принципиальности и патриотизма. Бизнесмен, благотворитель, меценат, очень много моих проектов сейчас поддерживает, у него был бизнес в России. Он принципиально сказал "нет" – и все. И потерял (он занимался строительством мостов) имущество на $130–150 млн.

– Назовешь его имя?

– Это Евгений Сур. Он поступил как патриот, сказал: "Все, я не буду работать с этой страной". Потеряв такие деньги, человек остался верным Украине. Вот это поступок.

– Уходящий год для тебя был исполнен экстрима…

– Мягко говоря! (Смеется).

– Расскажи, что было самым ярким?

– Почему-то, не знаю, может, мышцы подкачались так, что захотелось испытать себя… я начиталась слишком много мифов в Карпатах, у гуцулов… инициации, опришки, мольфары – мне все это вскружило голову, что у человека может быть невероятный драйв, невероятная энергия, которые будут такие звуки и ритмы делать, что просто вау! Я решила пройти это испытание и сделала себе такой музыкальный квест: ходя по горам, попадая в эти ситуации, ты продолжаешь петь, закаляешь свой голос настолько, что ты готов запеть в любых условиях. (Поет). Ходишь по горам и понимаешь, что впитываешь ветер…

– Класс!

– А потом видишь Озеро молодости в Буковеле и думаешь: "Да нырну уже, сколько той жизни?!" Даже инструктаж не проходишь! Лезешь как дурак в то озеро на глубину 16 метров. Все примерно знают, какая температура воды в горном озере. А представьте, что там на дне.

– Очень холодно.

– Где-то шесть градусов. И мне инструкторы показывают, что "мы уже задубели и, если хочешь, оставайся на дне, а мы всплываем". Я перепутала кнопки и вместо того, чтобы медленно вынырнуть, взлетела, как торпеда. Кровь была повсюду… микрокровоизлияния… и у меня была проблема потери слуха. У меня было кровоизлияние в барабанные перепонки, и мне хотели делать операцию (слава богу, друзья выходили, все нормально, и слух восстановился полностью). Потом начала готовиться к альбому так тщательно, что очень сильно простудилась и началось нагноение глаза. Я запустила, и недавно мне сделали операцию на глазу. При этом я еду на концерт в Румынию, выступаю, макияж прямо на кровавую рану, потом снимаю – кровь течет…

– С повязкой была, я помню.

– Ужас просто. Знаешь – и мало все равно. Как говорится, горбатого могила исправит. Экстрим – страшная штука, и меня предупреждали местные в Карпатах, что экстрим должен быть с умом. Если ты хочешь себя закалить, то закаляй, а не делай глупости. Браваду, дешевые понты надо в себе выключать. Идешь на экстрим – иди осознанно и действительно закаляй себя для следующих испытаний.

– Что говорят твои мольфары: когда в Украине будет мир?

– Последний мольфар, которого я знала, покойный Нечай – человек, который действительно много пророчеств сделал. Знаешь, нет сейчас уже таких, которые бы так заглядывали в будущее… или мы их не умеем слышать, или мы их не слушаем. Украина постоянно наступает на одни и те же грабли, история нас ничему не учит (и мы, похоже, не сильно ее изучаем). Даже заглянуть на 360 лет назад… Конотопская битва. Почему мы выиграли тогда у России? Потому что мы нашли наконец союзников, мы нашли основу, а не упали под крышу, как обычно. Наши любят Москву… упасть под крышу, чтобы нас Кремль "крышевал". Зачем?! Вы же продаете себя, свои семьи, своих друзей. Я уже молчу о стране, если такими категориями они умеют мыслить. Они приходят к власти: кум, сват, брат – всех накормим! Красота! Конечно, я не имею права так говорить, ведь проходят какие-то процессы, положительные вещи происходят, не справедливо критиковать и не похвалить. Кстати, благодарю президента, который хоть что-то сделал для спасения Карпат (это та тема, к которой я в этом году имела непосредственное отношение, поскольку вырубка карпатских лесов – это просто позор полный).

– Вы остановили этот процесс?

– Мы частично подняли шум вокруг этого процесса. Мафию эту побороть невозможно.

– Тебе угрожали?

– Угрожали?! За нами джипы ездили, шугали нас! Говорю: "Меня?! Да я уже шуганная!"

– Вот так просто?

– Да! Мы ездили с камерами, с журналистами. Джипы выстраиваются – говорят: "Что вы тут делаете?" – "Давайте поговорим, выходите". Это смешно на самом деле. Я знаю очень много людей, которые ездили и останавливали все эти тракторы, машины, пробовали самостоятельно бороться с этим. Но мафия там достаточно сильная.

– Почему ты сказала, что надо наконец снять "шаровары"?

– Потому что наша страна значительно глубже, значительно историчнее, гораздо интереснее, аутентичнее, гораздо экзотичнее. Наши корни говорят о самых древних культурах и цивилизациях. Страна, в [истории] которой были скифы, сарматы, Триполье, шумеры… Да нам бы с Египтом спорить каждый день по достоянию, а мы пользуемся референсами, которые нам навязал в свое время СССР, и воспринимаем себя как остаток Советской Украины! Шаровары, шароварщина – это условное, а не буквальное понятие. Это когда мы не знаем своей аутентичной культуры и пользуемся псевдонародным творчеством, которое нам просто навязали… Сказали: "Вот, вы украинцы, и так себя и воспринимайте. Вот ваш трафарет и нечего лезть дальше". Да мы нация, страна с фантастической культурой. Я всех призываю изучать самих себя. Поверьте, это дает такое вдохновение, которое вам и не снилось.

– Руся, я тебе очень благодарна за этот дикий и откровенный разговор. Я поздравляю тебя и всех телезрителей с Новым годом и желаю нам всем мира и терпения.

– (Поет). "Добрий вечір тобі, пане господарю. Радуйся, ой радуйся, Земле, син Божий народився". С Новым годом, с Рождеством Христовым! Пусть света и любви в этом мире будет больше!