"Несчастных - взрослых и детей - загнали на баржу, вывезли в Азовское море и там затопили. Кто всплывал - расстреливали", - шокуючі спогади про депортацію з Криму

Про це пише Володимир Шуневич на сторінках "Фактів", передають Патріоти України. Далі - мовою оригіналу:

"Я знаком с Владимиром Эннановым, проживающим в городе Буча под Киевом, много лет — когда-то работали вместе. Как-то спросил коллегу, что за отчество у него — Диляверович — несколько непривычное для славянского уха. Он ответил, что по национальности — крымский татарин. Но только недавно Владимир Эннанов, уже немолодой мужчина, отставной офицер милиции и член Национального союза журналистов Украины, рассказал, что и его семья жестоко пострадала в мае 1944 года, когда практически за сутки сталинские опричники вывезли в Узбекистан более 180 тысяч жителей Крыма. Возможно, не упоминал об этом раньше, чтобы не бередить душевные раны… Официальная причина депортации — пособничество гитлеровцам в годы оккупации. Но ведь не мог быть предателем целый народ? С этого моего вопроса и началась наша беседа.

— В каждом народе могут быть свои предатели и свои герои, верные Родине, которые воевали именно за нее, а не за Сталина (хотя и был такой лозунг официальной пропаганды), — говорит Владимир Эннанов. — В Красной армии из нашей семьи воевал папин старший брат Зубиер Эннанов. Он погиб 6 мая 1944 года при штурме Сапун-горы под Севастополем. Зубиеру было 19 лет… А сколько крымских татар было удостоено самых высоких государственных наград! Семеро стали Героями Советского Союза, знаменитый летчик Аметхан Султан — дважды. Однако его семью это не спасло от депортации.

Если бы только депортация… Когда Сталину доложили об успешном завершении операции, вождь, обладающий прекрасной памятью, спросил: «А как насчет Арабатской стрелки?» Там жили несколько десятков семей пастухов, о которых офицеры НКВД забыли. Поезда с депортированными уже ушли. Чтобы не заказывать новые вагоны, несчастных — взрослых и детей — загнали на баржу, вывезли в Азовское море и там затопили. Кто всплывал — расстреливали.

Отец вспоминал, как офицер НКВД объявил, что все переселенцы на новом месте должны будут регулярно отмечаться в местной милиции. Тогда один крымский татарин-фронтовик поинтересовался: «И мать Героя Советского Союза должна отмечаться?» — «И сам Герой Советского Союза тоже!..» — цинично ответил энкавэдист.

Слава Богу, Аметхана каким-то чудом не коснулся сталинский приказ об увольнении из рядов Красной армии рядовых, сержантов, младших и старших офицеров, политработников крымско-татарской национальности. У них отнимали военные билеты, выдав взамен справки, запрещали носить военную форм. А затем отправляли на спецпоселение как подозрительных лиц.

— Расскажите о своей семье…

- Моему отцу Диляверу Эннанову в 1944 году было 11 лет. Он с родителями жил в Симферополе. Еще перед войной мечтал стать летчиком морской авиации. Мама даже сшила ему военную форму! То есть семья была вполне патриотично настроена. Кстати, в 1941-м, когда пришли немцы, родители не заметили, что папа, еще несмышленыш, разгуливает по улице в красноармейской форме. Это увидел неравнодушный сосед, испугался, что малышу такая беспечность может дорого обойтись, и сорвал с фуражки и кителя советскую атрибутику.— Моя бабушка Шефика в то время была еще молодой женщиной, — продолжает собеседник. — Ее вместе со многими ровесницами оккупанты отправили в Германию. Была там прислугой — готовила, стирала, выполняла всякую тяжелую работу. И мечтала о победе наших, о возвращении на Родину. Известно, как Сталин относился к тем, кто оказался в фашистском плену или на принудительных работах. Умные люди предупреждали Шефику, что после освобождения из рабства не стоит возвращаться в Советский Союз — многих таких, как она, сразу отправляли в лагеря.

Шефика не верила этим разговорам. Была воспитана в духе преданности делу Ленина-Сталина, любила нашу страну. Ждала встречи с родными. Она не знала, что, вернувшись после войны в Крым, никого там не застанет…

Увиденное в Симферополе поразило Шефику. На подворье хозяйничали добровольные переселенцы из России, приехавшие на все готовое. В домах татар остались мебель, большая часть посуды, даже запасы продуктов. Новоприбывших россиян, как правило, ничто не держало на родине. Многие из них были пьянчужками, тунеядствовали. И теперь на новом месте пропивали полученные так называемые подъемные деньги. Какая разница, где пить — в России или в Крыму? Некоторые новоявленные хозяева даже не знали, что Крым — это полуостров, берега которого омывают Черное и Азовское моря.

— А ведь родня бабушки так радовалась, когда вернулись наши! — говорит Владимир Эннанов. — И как все горевали, получив через несколько дней похоронку на Зубиера… Но поздно вечером 17 мая 1944 года в дверь их дома кто-то громко постучал. Мама, уже сонная, пошла открывать. В квартиру буквально ворвались трое военных. Офицер быстро зачитал постановление, содержание которого было трудно понять и осознать: «Всех татар срочно выселить с территории Крыма…» И объявил: «Даю вам десять минут на сборы!»

Маленький Дилявер испугался и замер в кроватке. Мама вне себя закричала: «И ради этого мы два с половиной года так ждали освободителей?!» Ей ничего не ответили.

Мама взяла с собой, кроме одежды, матрац, две подушки, кастрюлю, ведро, несколько тарелок и документы. Их с Дилявером вывели во двор. Там под дождем уже мокли соседи. Вернуться в дом никому не разрешили. В квартирах хозяйничали энкавэдисты. Так люди и просидели на улице до утра, ожидая машины.

Никто не мог понять, что происходит, за что высылают? И только тогда крымские татары с ужасом начали осознавать, с какой целью накануне в город на грузовиках прибыло так много военных.

На вокзале всех загнали в товарные вагоны для скота и повезли, даже не объяснив куда. Пассажиры сами вычислили, что поезд движется куда-то на юг. Но до Узбекистана, места депортации, многие не добрались. Старики и больные умирали в дороге от переживаний, недоедания, отсутствия медицинской помощи… Умерших оставляли на станциях. А оставшиеся в живых не подозревали, что большинство из них родного Крыма уже никогда не увидят. Отныне жизнь каждого будет разделена на два периода: до депортации и после.

Только через две недели поезд прибыл в Узбекистан. Депортированных сразу поставили на учет в спецкомендатурах по месту жительства. Лица старше 16 лет регулярно ходили туда отмечаться.

— Как встретило спецпереселенцев местное население?

- А кто любит чужаков, да еще в таком количестве? Местному населению советская пропаганда заранее вдолбила в мозги, что крымские татары — предатели и убийцы. Хотя немощные старики, маленькие дети и женщины не очень-то были похожи на головорезов. А рядом из вагонов и машин выгружали тела тех, для кого это путешествие стало последним в жизни.

Папа рассказывал, что прибывших вели в узбекский кишлак под конвоем. У местных в руках были камни, палки, ножи… Но вскоре недоверие к крымским татарам со стороны узбеков начало рассеиваться.

Однажды голодные мальчишки залезли к кому-то в сад. Начали обрывать абрикосы, из которых сушат урюк. Неожиданно появился пожилой хозяин. Он велел всем слезть с деревьев и идти за ним в дом. Ребята были очень напуганы. А старый узбек всех накормил, еще и дал абрикосов с собой. Для детей это стало примером воспитания — мудрого, гуманного. Папа часто рассказывал о том случае нам с сестрой, а потом и внукам.

Когда отец подрос и окончил школу, надо было устраиваться на работу. Его подружка Женя, девушка из местных, похвасталась только что полученным паспортом. Спросила у Дилявера, есть ли у него паспорт. Он попытался перевести разговор на другую тему. Но Женя настаивала, чтобы показал свой документ. Краснея, юноша достал справку. В ней было написано: «Разрешается проживать только в пределах города Андижана».

Нарушить это предписание означало получить наказание в виде 20 лет каторжных работ. Существовал закрытый указ Президиума Верховного Совета СССР «Об уголовной ответственности за бегство из мест обязательнопостоянного (формулировка сохранена. — Авт.) поселения лиц, выселенных в отдаленные районы СССР в период Великой Отечественной войны». Причем распространялся он не только на переселенцев всех национальностей (крымских татар, чеченцев, ингушей, немцев Поволжья и других, которых было 3, 5 миллиона человек), но и тех, кто прятал выселенных, пытавшихся бежать. Им светило пять лет лишения свободы.

— Папа хотел поступить в Ташкентское музыкальное училище, — продолжает Владимир Эннанов. — Он умел играть на нескольких инструментах, имел хороший слух, хорошо пел. Не разрешили. На его заявление в спецкомендатуру пришел ответ из Ташкента: «Спецпереселенцу Диляверу Эннанову в выезде на учебу отказать…»

Все крымские татары были лишены возможности учиться или работать по специальности. Папина мама, учительница, в ссылке ни одного дня не работала в школе. И вскоре умерла. Похоронена там же, в Андижане. Только в Узбекистане (отцу в годы перестройки стали известны страшные цифры) в течение первых полутора лет — за период с первого июня 1944 года по 31 декабря 1945 года — от недоедания и болезней умели 90 тысяч крымских татар.

Отцу все же удалось поступить на учебу. Но не туда, куда звала мечта, а по месту жительства, в Андижанский сельскохозяйственный техникум. Перед этим он поехал сдавать документы в техникум в другом районе, но его поймали, чуть не отдали под суд. За такое «нарушение» спецпереселенцу светило 10 лет. Мама умолила не вешать на сына эту статью. И он остался в Андижане.

Самое интересное, что, когда умер Сталин, все, даже переселенцы, искренне опечалились, надели траурные повязки. А один из местных жителей вдруг сказал Диляверу: «Сними повязку…» Папа растерялся: «Как снять? Ведь умер сам Сталин!» Седой сосед только и ответил: «Со временем поймешь…»

— А как сложилась судьба бабушки Шефики и ваших родителей?

- Вернувшись из фашистской неволи домой и не обнаружив там своих родных, она отправилась за ними следом в Узбекистан. Несколько дней добиралась в Ташкент. На железнодорожном вокзале ее сразу остановил военный патруль. Девушка не понимала, почему вокруг нее все так суетятся. Она ничего не знала о том бесчеловечном законе. О том, что она тоже спецпереселенка, которой нельзя свободно передвигаться по стране, и что за нарушение можно получить десять лет. И получила! Не было ни суда, ни следствия.

Уже в сталинских лагерях Шефика узнала о судьбе родных. Ее освободили после смерти Сталина. Только тогда она смогла увидеть родных. Тех, что выжили…

Потом Шефике лишь однажды удалось побывать в Крыму, подойти к родному дому, в котором жили чужие люди. На улице ее узнала одна из соседок, русская. Пригласила в гости. Но бабушка так и не смогла переступить знакомый с детства порог.

В последние годы жизни бабушка жила в папиной семье в Ирпене под Киевом. Умерла еще не старой. Слишком тяжелые испытания пришлось перенести.

Лишь в 1956 году, когда после ХХ съезда КПСС началась хрущевская оттепель, папа смог вернуться в Украину. Выучил украинский язык. Очень любил украинские песни. Закончил Московскую высшую школу профсоюзного движения по специальности экономист. Работая инженером в киевском тресте «Южтеплоэнергомонтаж», в свободное время усиленно занимался самообразованием и литературной деятельностью. Опубликовал «Хрестоматию крымско-татарской музыки», букварь для малышей на украинском и крымско-татарском языках, делал переводы с турецкого, узбекского, азербайджанского и других языков. Участвовал в ликвидации последствий аварии в Чернобыле.

Но клеймо крымского татарина, несмотря на то что этот несчастный народ был реабилитирован, еще долго висело на нашей семье. Мою маму, например, за то, что была женой репрессированного, не приняли на работу медсестрой в санаторий КГБ в Ворзеле. А меня — уже в независимой Украине! — майора милиции запаса, в 2007 году после выхода на пенсию не взяли обычным охранником в тот же ворзельский санаторий, принадлежавший уже СБУ. Меня спросили о национальности отца, о депортации и сказали: «Извините, вы нам не подходите…» Кстати, я записан по национальности мамы — украинцем. Отец боялся, чтобы национальность крымский татарин не испортила мне жизнь, боялся учить меня татарскому языку! Только шепотом в безлюдном месте учил меня популярным в быту нашего народа словам…

Детскую мечту моего отца стать летчиком осуществил его внук — мой сын. Как-то, когда сын был еще подростком, мы пошли на могилу отца на кладбище под Бучей. Вдруг слышим гул — из Гостомеля взлетает Ан. «Это дедушка из могилы подает тебе знак!» — говорю сыну. Потом повел его на стоянку старых, отлетавших свое самолетов. Мальчик полазил по ним и загорелся. Ныне летает уже командиром большого аэробуса в дальние страны… Но у меня нет-нет, да и мелькнет мысль: вдруг о прошлом нашей семьи узнают бдительные начальники? Не подрубят ли парню крылья, как его деду?"