"Пытали током, подвешивали вниз головой", - донеччанка про жахи, пережиті за два роки в полоні у бойовиків

Втративши роботу, жінка перебралася на дачу в Красногорівку (недалеко від Донецька), завела город, господарство. Півтора року, поки йшли активні бойові дії, жила без світла і води, під постійними бомбардуваннями, передають Патріоти України з посиланням на Факты. Далі - мовою оригіналу:

"Когда в августе 2014-го Красногоровка вернулась под контроль Украины, к Наталье из Донецка переехала мама. Вечером 6 декабря 2015 года, возвращаясь от знакомой, которой вместе с соседями по даче Дмитрием Левашовым и Юрием Беловым помогла закрыть разбитые окна досками, нарвалась на диверсионную группу. Так попала в плен. Все унижения, имена мучителей и сокамерников Наталья запомнила навсегда.

— Мы были в шоке, когда из темноты в нас полетели пули, ведь находились на своей территории, — вспоминает Наталья Венгер. — Упали на землю. К нам подбежали шестеро с автоматами и начали бить ногами. Кричим, что свои. А они: «Мы вам дадим своих, «укропы».

В Старомихайловке, уже на оккупированной территории, всех троих обыскали, забрали сумки, документы и телефоны. Посадив в машину, привезли в Донецк, в «министерство госбезопасности «ДНР» (МГБ). Установив через соцсети, что Юра Белов служил в ВСУ, задержанным присвоили статус военнопленных. Продержав до утра, отправили в здание бывшей донецкой СБУ, где оккупанты устроили гауптвахту. Там, по словам собеседницы, было 30 человек. На одной половине держали дээнэровских военных и гражданских, на другой, превратив стеллажи архива СБУ в нары, — «укропов».

— Там были три камеры, в двух находились мужчины, а в третью, считавшуюся одиночкой, поместили меня, — продолжает Наталья. — Еда была отвратительная, пить не давали. Воду можно было набрать, когда выводили в туалет, но бутылки у меня не оказалось. Через пять дней привезли айдаровца, и меня перевели к мужчинам. Парня в одиночке били всю ночь, мы слышали его крики.

Спустя два дня на гауптвахту приехал полковник-дознаватель с позывным «Дед». Первой на допрос вызвали Наталью, у которой в телефоне нашли номер горячей линии украинской СБУ. «Признавайся, ты их агент?» — потребовал «Дед». Услышав в ответ: «У вас мания преследования», схватил за волосы и ударил головой о сейф так, что женщина потеряла сознание. Пришла в себя, когда полковник, тыча обутой в берцы ногой в окровавленное лицо, орал, что размозжит голову. Затем он приказал охране кинуть женщину в самую плохую камеру.

— Она находилась в подвале, — рассказывает Наталья. — Железная дверь с «кормушкой», стол, стул, деревянная лавка. Ни одеяла, ни подушки, ни батареи. Я так околела, что впала в истерику. И меня перевели в комнату офицеров. Утром во дворе пытали айдаровца, я его тогда видела в последний раз. Вскоре меня опять отвели в ледяной подвал, куда посадили и мужчину из Харькова. Этот человек приехал в Донецк по делам бизнеса. Когда гулял по городу, его задержали и арестовали. Пытали. Он не мог ходить. Когда мужчину забрали, его подушка и одеяло достались мне.

Две недели Наталья провела в ледяной камере. Без воды, еды и в темноте. Охранники издевались: «Укропка», диверсантка, шпионка".

21 декабря привезли трех военных, и самая плохая камера понадобилась для них. Наталью перевели в комнату с обогревателем. К ней «подселили» дээнэровскую женщину-офицера (ее взяли за незаконное хранение оружия и вскоре отпустили). При обыске у нее не отняли телефон, и она разрешила Наташе позвонить маме и сообщить, что та находится в плену. Все эти дни мать Натальи искала тело дочери.

Удар лицом о железный сейф и переохлаждение не прошли бесследно — челюсть у Натальи стала гноиться, лицо опухло. Под конвоем женщину отвезли в больницу, где врачи вычистили гной и удалили четыре зубных корня. Охранник, пожалев пленницу, купил ампулу новокаина, шприц и перчатки. Одной ампулы было мало, крики Натальи слышала вся больница. На повторный осмотр, назначенный врачом через несколько дней, ее не повезли.

С 6 января по 4 марта женщину держали в подвале рядом с архивом. В гипсокартонной стене, за которой была соседняя камера, кто-то проковырял дырку, и Наталье иногда передавали сигареты, какую-то одежду, банку с горячим чаем. К этому времени к военнопленным стала поступать украинская «гуманитарка» — мыло, шампунь, конфеты.

Слухи о том, что ДНР договаривается с украинской стороной об обмене пленными, пошли в марте. Всех перевезли на улицу Артема, 7а, в одну из бывших резиденций Виктора Януковича, где «республиканцы» разместили военную комендатуру. Отремонтированное здание, по словам Натальи, испохабили «обезьянниками». Несколько дней она провела в одном помещении с семью мужчинами, среди которых были военные, гражданские и уголовники. Потом ее перевели в подвальную комнатушку с кафельными стенами, без окна, всю площадь которой занимали кровать и тумбочка. В этой клетке узница пролежала два месяца и практически потеряла зрение. Обмен военнопленными сорвался.

— 4 мая нас перевезли на гауптвахту (на улице Молодежной, 14), — говорит Наталья. — Питание было гадкое: все прокисшее, недоваренное. В комнате на втором этаже я оказалась со слабоумной девочкой Таней и львовянкой, которую через пару недель забрали в СИЗО (в ее мобильнике нашли фотографии с «Правым сектором»). Таня была родом из Артемовска, училась в специнтернате Горловки, хотела стать флористом. Ее брат служил в ВСУ, о чем она где-то обмолвилась, и на нее донесли. Таню постоянно пытали электрическим током, подвешивали вниз головой и били арматурой по пяткам. 10 сентября забили до смерти. Ей было 20 лет.

В июле Наташиной соседкой по камере оказалась судья из Мариуполя Анжела Преснякова. Женщину, навещавшую больную маму в Новоазовске, взяли на блокпосту. В сентябре подсадили военнослужащую Нацгвардии Украины Елену Петрачкову, приехавшую в Славянск к родным. Наташа понимала: о ней забыли, держат — и все. С тех пор как дознаватель-полковник ее избил, пленную допросили лишь однажды. Муж одной из сокамерниц добился разрешения на свидания, и к Наталье стала приезжать мама. Разрешили передавать продукты дважды в неделю.

После смерти Тани начальника гауптвахты и всю охрану сменили. Выяснилось, что за официально разрешенные свидания начальник получал взятки. Новый замначальника подполковник «Бархан» улучшил снабжение гауптвахты продуктами, а арестованных женщин — Анжелу, Елену, Наталью — привлек к работе на кухне. В камерах гауптвахты бывало до сотни задержанных, и чистить овощи приходилось на всех. Женщин также принудили следить за чистотой большого двухэтажного здания и подметать двор. Работали с 6 утра до 11 вечера, с рук не сходили кровавые водянки.

35 «укропов"-мужчин дээнэровцы перевезли на зону в Макеевку еще в июне, оставив в «обезьянниках» гауптвахты только своих преступивших закон военных. Кто-то из них убил командиров, кто-то разворовывал гуманитарную помощь. Был ополченец, изнасиловавший 14-летнюю девочку, а также отморозок, убивший собутыльника выстрелом в голову, чтобы забрать телефон.

В один из декабрьских дней 2016 года Наталья встретила в камере свое 45-летие.

— Многие охранники уже поняли, что нас держат ни за что, — рассказывает Наталья. — Им сунули в руки оружие и сказали: «Воюйте!» А идеи нет. Есть мафия, которая разворовывает Донбасс, платя им по 15 тысяч рублей. За жизнь под пулям и бомбежками. До них начало доходить, во что они влезли. А вернуться на украинскую территорию не могут, потому что посадят.

В начале января 2017-го Анжелу Преснякову освободили. Через пару недель дээнэровцы приехали за Наташей и Леной. Охранники говорили: «Едете на обмен». Но женщин привезли на военную базу с «Градами» и поселили в холодной комнате без кроватей и подушек. В туалет водили через окно, под которым лежали шлакоблоки. Кормили раз в день. Вскоре перевели в донецкий следственный изолятор. Лена Петрачкова ухитрилась позвонить куму, бывшему начальнику изолятора. Тот попытался помочь, но ему сказали: «Малейшая поблажка „бандеровкам“ — попадешь на передовую». Наталья и Елена считались военнопленными. Рядом были камеры с уголовниками, которым разрешалось все: печки, холодильники, готовка еды. Женщин же кормили гнильем. Как-то десять дней они пили только воду. Позже родственники добились разрешения носить изредка чай, кофе, вермишель.

— Мы год просидели на одной «мивине», — вспоминает Наталья. — И каждый день ждали, что освободят. Жили только этой надеждой.

Летом женщин готовили к очередному обмену. Дээнэровский омбудсмен Морозова сказала родственникам пленниц, что 5 июня они будут дома. Но снова все сорвалось. На нервной почве у Натальи обострился герпес: на теле появились очень болезненные высыпания, поднялась температура. Она болела все лето, но ей дали только пузырек с мазью.

— Иногда хотелось уснуть и не проснуться, чтобы не видеть камеру, решетки на окнах, ядовито-зеленые стены, — говорит женщина.

В конце августа Наталью еще раз допросили. Дознаватель МГБ заверил: сидеть осталось максимум две недели. Потом приехали «люди из прокуратуры» и повели сокамерниц на очередной допрос.

Елену Петрачкову обвинили в том, что приезжала в Донецк шпионить, и возбудили дело по факту шпионажа. Муж женщины нанял адвоката. Но к супругу Елены приехали с обыском, нашли в холодильнике завернутый в тряпочку пистолет, а у родителей в сарае — две гранаты, обернутые в такую же ткань. За незаконное хранение оружия на мужа завели дело, взяв с него подписку о невыезде. Наталья Венгер официально стала свидетелем по делу «террориста» Юрия Белова, с которым попала в плен. Свидания с родственниками женщинам запретили, на прогулки не выводили, об обмене речь уже не шла. Но спустя несколько месяцев, 27 декабря, Петрачкову все-таки обменяли. Наталья осталась в камере одна.

— У меня началась истерика, я билась о стены, — вспоминает женщина. - Охранники испугались, на ночь подсадили психолога, чтобы я ничего с собой не сделала. Позвонили в МГБ, омбудсмену Морозовой: мол, решайте с ней что-нибудь. И 29 декабря за мной приехали. Вернули паспорт и телефон, привезли в общежитие, где жили беженцы, посадили на табурет, приказав ждать.

Мобильный телефон Натальи оказался заряжен. Она связалась с кумой, которая жила в Донецке, и, незаметно улизнув из общежития, на трамвае добралась к ней. Вечером к куме приехала Наташина мама. Ее дочь, пробывшая в плену два года и 22 дня, была наконец свободна.

О пытках и издевательствах, которым подвергаются люди в подвалах и обезьянниках ОРДЛО, известно немало. Обо всем, что видела, Наталья Венгер сообщила следователям СБУ и Генеральной прокуратуры. Ее показания записали на диктофон и представители Украинского Хельсинкского союза по правам человека. Эти факты войдут в общее досье злодеяний ОРДЛО и России, которое обязательно ляжет на стол Международного уголовного суда в Гааге. Наталья рассказала о том, как унижали пленных украинских солдат. На один из праздников, например, на гауптвахту привели школьников, которые бросали в наших ребят мусор, обзывали их «украми». В другой раз, выведя пленных на улицу, их заставили под дулами автоматов собирать на остановках окурки.

Самые страшные испытания выпали Тане Чоблиной, умственно отсталой девушке из Артемовска. Она, не выдержав пыток, сказала, что по мобилке передавала данные украинцам. Телефон якобы зарыла во дворе гауптвахты, а зарядное устройство к нему держит в камере.

— К нам прибежали с обыском, искали зарядное устройство, — говорит Наталья Венгер. -Но для его зарядки нужна розетка, которой в камере не было. На следующий день в окно видели, как Таня «ищет» во дворе телефон. Она была в жутком состоянии: футболка на спине в ржавых полосках от арматуры, пятки «бурячного» цвета, не могла стать на них, ходила на носках. За ней шел прокурор с палкой, в которой был гвоздь, и повторял: «Не найдешь, сломаю на тебе». Таню увели в подвал, из него потом выбежал охранник и крикнул, что Малая «крякнулась». Они так называли Таню.

После этого дырки в стенах нашей камеры охрана замазала, но мы их снова расковыряли. Как-то услышали, в соседней одиночке кто-то скребется. Там сидел командир боевиков, окончивший разведшколу в России. Узнав, что к нам ходят родственники, он попросил передать записку жене. Мы с Леной Петрачковой согласились. Чтобы узнать, не опасна ли записка для нас, прочитали ее. Мужчина писал жене, что во время учений один вышестоящий командир, будучи пьяным, выстрелил. Пуля срикошетила от рельса, попав в позвоночник бойцу. У того сразу же отказали ноги, и командир добил его выстрелом в голову. А родителям написал, мол, парень погиб при исполнении боевых обязанностей, «за сына получите компенсацию». «Наш» военный стал возмущаться, мол, по пьяни можно перебить всех. За это ему надели мешок на голову и привезли на подвал. Мы передали записку жене военного. Его звали Женя, позывной «Донецкий». Спустя месяц мужчину куда-то увезли.

Кстати, однажды Наталья узнала от дознавателя, что избивший ее полковник с позывным «Дед» (он же бывший начальник донецкой патрульно-постовой службы) сидит на этой же гауптвахте в одной из камер. Ему якобы грозит 25 лет за торговлю военнопленными. Этот вид преступного бизнеса в «ДНР» процветал.

Парней, с которыми Наталья попала в плен — Юру Белова и Дмитрия Левашова, — задолго до Наташиного освобождения обменяли на дээнэровцев. Дмитрий живет и работает в Киеве, Юрий — в Скельках Запорожской области.

Освобожденная по обмену Елена Петрачкова осталась в Донецке вместе с больным отцом. Она и сообщила в местное представительство ООН по делам беженцев (действует с начала 2015-го) о подруге по плену, вырвавшейся на волю. Официальный механизм помощи попавшим в беду гражданам Украины заработал. В оформлении документов, в переправке на неподконтрольную «ДНР» территорию, в оказании дальнейшей помощи участвовали сотрудники офиса ООН, СБУ, Красный Крест, контрразведка, Администрация президента, общественные организации «Блакитний птах» и «А21».

Вечером 22 января 2018 года Наталья уже была в Красногоровке. А спустя шесть дней ее забрали в Киев, где в одной из столичных больниц она лечилась от бронхита. Когда Наталью обследовали в стационаре Феофании, врачи поразились: печень, поджелудочная железа и другие внутренние органы оказались в хорошем состоянии. А вот иммунная и нервная системы, зрение, к сожалению, пострадали.

— В Феофании лежат гражданские, побывавшие в плену, — говорит Наталья. — Меня две недели обследовали. Откармливали, давали витамины. Возили в военную прокуратуру. Думала, на допрос, а там устроили прием с кофе и конфетами. В Красногоровке под моим домом дежурила полиция. Там ведь до сих пор много сепаратистов, родственники которых на той стороне воюют.

Затем Наталья поехала в Запорожье. После плена ей снились кошмары, и общественная правозащитная организация «Егіда-Запоріжжя» направила женщину в центр социально-психологической помощи.

— Решила возвращаться в Красногоровку, — говорит женщина. — Там должен запуститься огнеупорный завод, попробую устроиться в охрану. Местные жители смотрят только Донецкое ТВ и всему верят. Многие до сих пор за Россию. Летом я повесила над своим домом государственный флаг и предупредила соседей: будете возмущаться, сдам всех СБУ. Мы же в Украине живем. Они со мной здороваться перестали. Конечно, есть нормальные, но их мало."