"Сепары" не оставляли нас в покое ни на минуту. Газовые атаки, которые применяли против нас, - это не миф", - "кіборг"

Командир взводу матеріально-технічного забезпечення 80-ї окремої десантно-штурмової бригади Віталій Гнатенко, що формував конвої в Донецький аеропорт (ДАП) взимку 2014 року, і його підлеглий, механік-водій багатоцільового легкоброньованого тягача (МТЛБ) Іван Шостак, який потрапив в полон разом з останніми захисниками аеропорту, розповіли про те, як їх екіпажі курсували по «дорозі життя» до обложеного ДАП. Для обох війна закінчилася після важких поранень, отриманих в кінці січня 2015-го, передають Патріоти України з посиланням на Факты. Далі - мовою оригіналу:

"— С какими ранениями вы тогда попали в госпиталь? — обращаюсь к Виталию Гнатенко.

— Мне повезло выжить после того, как нашу базу в селе Водяное (откуда мы отправляли конвои жизнеобеспечения в ДАП) накрыли «Градами». Это был предпоследний день обороны Донецкого аэропорта, 20 января 2015 года. Услышав свист снарядов, я успел загнать своих подчиненных в блиндаж. Самого меня внесло туда уже взрывной волной: меня контузило, были поломаны ребра, повреждена мышца, порвало сухожилия на руке… Падая, я ударился головой. Удар смягчила каска. Первое время казалось, что больше всего у меня пострадала рука, а голова побаливает из-за контузии и поврежденной барабанной перепонки. Но оказалось, серьезно поврежден сустав челюсти.

Руку, которая после ранения повисла как плеть, удалось сохранить. Спасали ее и врачи военного госпиталя в Киеве, и медики операционной бригады Института имени М. И. Ситенко в военном госпитале Харькова. А разрабатывали руку уже в Ирпенском военном госпитале мои друзья по несчастью — вынужденные переселенцы из Донецка. Моя семья тоже жила там до войны.

В 2013-м я несколько дней пробыл на Майдане в Киеве. Мне были близки его идеи. А потом в Донецке начались печально известные события… Весной 2014-го моя семья, которая поддерживала единство Украины, решила, что оставаться в городе опасно. Мы перебрались в Чернигов. Здесь находится главный офис фирмы, занимавшейся строительством дорог. До войны я работал там главным механиком.

В августе 2014 года я пришел в Черниговский областной военкомат и попросился на фронт добровольцем. В зоне АТО меня назначили командиром взвода материально-технического обеспечения 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады.

С декабря 2014-го я вместе со старшиной Юрием Хомичем (позывной «Шериф») формировал конвои жизнеобеспечения в ДАП. Мне и самому пришлось несколько раз побывать в аэропорту. Поэтому могу утверждать, что каждый заезд конвоя в Донецкий аэропорт — это был прорыв, который мог стать для экипажа последним. А выезд из аэропорта был еще сложнее: потому что боевики уже обнаруживали наш транспорт и открывали по нему прицельный огонь. Поэтому водителей наших «мотолыг» (так мы любовно именовали свои МТЛБ) я считаю настоящими героями.

— Сколько у вас во взводе было таких героев? Расскажите о том, как удавалось прорываться в ДАП?

— У меня в подчинении было 11 водителей-механиков, трое из них погибли: Александр Боднарук, Дмитрий Гудзик и Владимир Трух. Все водители были добровольцами «сводного» отряда. Ведь когда нам поступили эти тягачи нового поколения, специально обученных водителей для них не было. И пришлось собирать из разных подразделений. Например, Ивана Шостака (позывной «Доберман») мы выпросили у бригады артиллеристов. Его не хотели отпускать.

«Мотолыги» идеально подходили для поездок в ДАП — только они могли преодолеть усеянный осколками путь на скорости сто километров в час практически вслепую. Чтобы не быть обнаруженными, водители не зажигали фары, ориентируясь лишь на огни города и очертания сгоревших самолетов и заправщика на взлетном поле.

— Каждый выезд был тщательно спланированной операцией, — вспоминает Виталий Гнатенко. — Заезжали в ДАП только после «артподготовки» — перед отправкой конвоя территорию аэропорта простреливала наша артиллерия, чтобы немного усмирить боевиков. Идеальными условиями для старта были и… осадки. Мы молили небеса об осадках. Во время дождя или снега тепловизоры врага не могли засечь наш транспорт.

Каждый член нашей команды отправлялся в ДАП почти еженощно. А случалось, и не в один рейс. Причем даже в светлое время суток. Например, нужно было срочно эвакуировать тяжелораненого. Фраза «Сегодня будет еще выезд» давалась мне труднее всего. Ведь она была обращена к тем, кто только что вырвался из аэропорта.

На саму разгрузку-погрузку «мотолыги» отводилось не больше пяти минут. За это время машину должны были покинуть прибывшие на ротацию десантники, из нее должны были успеть забрать грузы и боеприпасы и разместить там раненых.

Во время пути или даже такой краткосрочной стоянки МТЛБ могли подбить, а экипаж и пассажиров уничтожить. Обстрел аэропорта в последний месяц его обороны не прекращался. А наши конвои боевики поливали прицельным огнем. Машины приходили продырявленными. Однажды десантник, которого мы доставляли на ротацию, прибыл к месту назначения «двухсотым». Поэтому, отправляя бойцов в ДАП, я проверял, чтобы на каждом были бронежилет и каска. И предупреждал: «Сразу найдите себе то, за что будете держаться, когда машина помчится по полосе на скорости сто километров в час, подпрыгивая на «трамплинах».

А вообще, средства и методы защиты от огня противника нам всем в то время приходилось изобретать постоянно.

— Поделитесь ноу-хау?

— Следуя по территории аэропорта, водители старались не подставить под обстрел бок и верх корпуса — вражеский огонь принимали лобовой частью МТЛБ, где броня крепче.

После того как погиб помощник водителя Ивана Шостака 22-летний Владимир Трух, мы перед отправкой тягачей в ДАП стали прикрывать корпуса мешками с песком и бутылками с водой — по пути вода превращалась в лед. Все это делалось для того, чтобы защитить самое уязвимое место машины — десантный люк, где броня тоньше.

А для защиты от ВОГ (осколочных гранат с взрывателем мгновенного действия. — ред.) использовались строительные сетки. Когда взрыватель касается сетки, ВОГ разрывается на дистанции. Это было ноу-хау десантника Николая Миньо из третьего батальона 80-й отдельной десантно-штурмовой бригады. Он две недели руководил обороной диспетчерской вышки ДАП — до того момента, пока вражеская артиллерия не завалила эту башню, ставшую всемирно известным символом осажденного Донецкого аэропорта.

Еще мы просили волонтеров привозить нам побольше женских гигиенических прокладок и презервативов. Прокладки мы укладывали в обувь — они защищали от холода ноги, которые сильно потели в китайских сапожках-дутиках. Для поездки в аэропорт мы обували именно их. Берцы долго не выдерживали хождение по осколкам, которыми была усеяна вся территория Донецкого аэропорта.

А презервативы мы надевали на стволы автоматов — от практически беспрерывного использования они быстро ржавели. Конечно, при первом же выстреле презерватив сгорал. Поэтому в последние дни обороны, когда бои шли почти без перерыва, каждому бойцу требовался большой запас. У медсестер в госпитале глаза округлились, когда из карманов мы достали обоймы… оставшихся у нас презервативов. После полученных ранений как-то было не до того, чтобы проверить содержимое карманов.

О каждом нашем водителе можно написать отдельную книгу. Но об экипаже Ивана Шостака и Владимира Труха я вспоминаю с особой теплотой. Иван достойно проявил себя не только на войне, но и в плену, куда попал вместе с последними защитниками аэропорта. Когда его, тяжелораненого, допрашивали журналисты кремлевского пропагандистского телеканала LifeNews, Иван их троллил. Весь мир восхищался мужеством этого бойца после просмотра видео того допроса. Это видео нужно показывать будущим офицерам спецназа и СБУ — как урок того, как не выдать врагу военной тайны и сохранить человеческое достоинство.

— Ивана обменяли 6 февраля, — продолжает Виталий Гнатенко. — Я увиделся с ним в столичном госпитале, куда тогда привезли и меня. Иван лежал в соседнем отделении, к нему приехала жена с детками. Нам было о чем поговорить. Вспоминали о напарнике Ивана Володе. Ночной рейс в ДАП с 15 на 16 января 2015-го стал для этого экипажа последним.

Володя Трух родом из Тернопольской области получил смертельное ранение и умер в аэропорту от потери крови. Он был всеобщим любимцем. Светлой души паренек, играл на гитаре, прекрасно пел и носил с собой походную Библию, строки из которой часто нам зачитывал. Иван Шостак был для него не просто напарником, а старшим другом, образцом для подражания. Пусть вам об этом расскажет Иван.

— Я остался в Донецком аэропорту и вместе с последними его защитниками попал в плен. Наш тягач разбомбили, — рассказывает «ФАКТАМ» механик-водитель МТЛБ Иван Шостак. — Граната, которую боевики, занимавшие верхние этажи нового терминала аэропорта, выпустили из РПГ, пробила моторный отсек. Взрывная волна пошла в сторону пулеметчика Володи Труха, ему посекло голову и сильно повредило руку — почти оторвало ее.

Десант, который мы привезли, успел выгрузиться и забрать из уже загоревшейся машины генератор и питьевую воду. А вот боекомплект выгрузить не успели. Чтобы не сгореть заживо, мы с Володей эвакуировались через задний люк и укатились в терминал. Утром 16 января Володя умер. Спасти его в полевых условиях с таким ранением было невозможно.

Наш МТЛБ сам по себе потух. Но утром боевики его все же добили: они палили по нему до тех пор, пока не сдетонировал боекомплект.

После нас в ДАП еще заходили конвои, но вернуться на базу с ними я так и не смог. В ночь с 18 на 19 января, когда прибывший тягач загружали ранеными, «сепары» выстрелили в него из гранатомета. Попали в ковш для самозакапывания. Алюминиевый ковш принял на себя удар, защитив машину. А мне посекло лицо осколками. Взрывной волной меня отбросило от тягача. Машина рванула с места, а я укатился в терминал. Как оказалось, это и был последний конвой.

— Вы остались воевать вместе с последними киборгами…

— Да. Знаменитый санинструктор Игорь Зинич с позывным «Псих» (о Герое Украины Игоре Зиныче читайте в материале «Киборг» Игорь Гуль: «Делать операции в бронежилете было неудобно, поэтому Зинич его не надевал». — ред.) сделал мне перевязку, и я остался. В последние дни обстрелы не прекращались ни на секунду. Новый терминал, где все мы находились, был похож на решето. Последние человек тридцать, которые там оставались, сгруппировались на трехстах квадратных метрах — между первым и вторым рукавами терминала. Это была относительно безопасная зона. Мы расположились по периметру, каждый оборонял свой сектор.

— «Сепары» не оставляли нас в покое ни на минуту, — продолжает Иван Шостак. — Обстреливали со всех сторон, травили газами. Газовые атаки, которые применяли против нас оккупанты, — это не миф. Числа 19-го перед первым подрывом терминала они пустили на нас какой-то газ. У всех слезились глаза, а легкие будто парализовало. Я не мог ни выдохнуть, ни вдохнуть. При этом нас продолжали обстреливать.

19 января примерно в два часа дня был первый взрыв, который разрушил стену, служившую прикрытием от обстрелов. На нас посыпались кирпичи. Но никто не погиб и существенных ранений не получил.

Чтобы хоть немного прикрыться от обстрелов, мы стали сооружать баррикады из всего, что было под руками. Мы отстреливались и все еще надеялись, что придет конвой. Но он пробиться к нам уже не смог.

20 января около 12:00 мы пообедали, я занял место в своем секторе, который оборонял, и тут снова рвануло… Второй взрыв был очень мощным. Я пришел в себя под завалами, когда уже вечерело. Мне повезло: я оказался между плитами перекрытий, которые прижали меня, но не слишком сильно. Чтобы выбраться, пришлось снять бронежилет. Было много погибших и раненых.

Под завалами тогда погиб наш доктор «Псих». Тяжелейшую травму получил пулеметчик Станислав Стовбан — он лишился ноги. У меня сильно болела правая нога, была проломлена голова, на левой руке вырвало бицепс. Мне тоже в итоге ампутировали часть левой руки.

Утром 21 января «Спартанец» Анатолий Свирид пошел договариваться с боевиками о том, чтобы эвакуировать раненых.

— Отстреливаться уже было нечем?

— Было чем. Но было много раненых, мы попали в окружение. Вести бой до последнего патрона уже не имело смысла. Нас, тяжелораненых, боевики на своем «Урале» сначала привезли в свою комендатуру, а потом — в больницу. В ожоговом отделе Донецкого института неотложной и восстановительной хирургии мне сделали несколько операций, сшив сосуды на поврежденной руке. Благодаря этому я не потерял ее полностью. Загипсовали поврежденную ногу, обработали раны на голове. А спустя год мне поставили на проломленный череп титановую пластину.

— А где вас допрашивали?

— Прямо в коридоре областной травматологии, где нам всем оказывали первую помощь. Я думаю, что автоматчики, которые не попали в кадр, потому что стояли за спиной так называемых журналистов, не стали убивать меня только потому, что я был тяжело ранен. Врачи не давали мне никаких гарантий.

— За что они вас могли убить?

— Когда меня спросили о том, что я намерен делать дальше, я ответил, что подлечусь и вернусь на позиции."