Громадський активіст
БЛОГИ
— Олег, мы разговариваем накануне Дня независимости. Для одних украинцев это теперь самый главный праздник, для других — по-прежнему просто дополнительный выходной. А ваше отношение к этому празднику изменилось?
— До всех этих событий День независимости для меня действительно был просто дополнительным выходным, как и для большинства украинцев. Мы не понимали, что означает настоящая независимость, поскольку получили ее бесплатно. Нам казалось, что это независимость, а на самом деле Украина оставалась вассальным постсоветским государством, находившемся в орбите влияния России. После Майдана, захвата Крыма, войны на Донбассе стало ясно, что за независимость нужно платить. Я не отдал за нее свою жизнь, но отдал больше пяти лет свободы.
После Майдана я стал по-другому относиться к флагу, к гербу, к гимну. Это важные атрибуты моей жизни. И все, кто к ним относится так же серьезно, для меня свои. А с теми, для кого они остались чем-то проходным и незначительным, у меня мало общего.
— Для вас это первый День независимости на воле после стольких лет заточения. Как будете праздновать?
— Не знаю пока. Звонят, приглашают. В трех местах уже должен присутствовать.
— На марш ветеранов пойдете?
— Меня не будет в Киеве. В связи с подготовкой съемок фильма буду в другом месте. Отмечу просто — без пафоса, массовых мероприятий, телеэфиров и прочего. Это мой праздник. И праздник моей страны.
— Спустя неделю после освобождения вы написали: «Мне, как человеку прибывшему на машине времени из 2014 года, было интересно посмотреть, какие перемены произошли в стране и в людях. Неделя, конечно же, короткий срок, но я успел во многих местах побывать и со многими пообщаться. Предварительных вывода пока два: 1. Изменений за пять лет не так уж много, как я ожидал. 2. Все воюют со всеми. Это все очень печалит». Что можете сказать сейчас? Выводы оказались верными?
— Первое впечатление всегда самое точное, поэтому не могу ничего добавить: перемен мало и все воюют со всеми. В первые полгода после прихода к власти Зеленского были разговоры про перемены и реформы, но после отставки Гончарука и Богдана этих разговоров не слышно. Более того, у нас достают из шкафов какие-то политические трупы и назначают на различные должности в Генпрокуратуре, МВД, Офисе президента — везде. Постепенно всюду начался возврат к чему-то старому, уже давно отброшенному. Вместо движения вперед мы стали откатываться назад.
— И как, по вашему мнению, будет развиваться ситуация?
— В любом случае все будет хорошо. Вопрос только, когда это случится, во время чьего президентства, какой будет год на календаре, что к тому моменту будет происходить в мире. В том, что мы рано или поздно построим сильную, независимую и богатую Украину, я не сомневаюсь. Иначе какой смысл жить здесь?
Да, обстановка непростая. Но нужно смотреть правде в глаза и называть вещи своими именами. Тогда можно исправить ошибки и начать созидать, чтобы четко двигаться к правильной цели. У меня она есть.
— Многих патриотов беспокоит изменение риторики власти. Не ощущаете, что началось сближение Украины и России?
— Скажем так, нынешнее руководство показало за год, что оно не готово идти на те конфронтации, на которые шло прошлое руководство. Это понятно. Сказать, что мы движемся в Россию намеренно, не могу. Однако мы делаем все, чтобы не усиливать конфликт с Россией и как-то постепенно его заглушать. Но ведь это приведет не к решению проблемы, а к новым виткам развития «русского мира» в Украине. Власть больше делает это по непониманию и по незнанию — по собственным внутренним ощущениям, не осознавая, что это ошибка. Они считают, что, если мы как-то замиримся с этой страной, это будет правильно. То есть они плывут, не понимая куда.
— Все может завершиться «миром любой ценой»?
— Черчилль как-то сказал очень хорошую фразу: «Если страна между войной и позором выбирает позор, она получит и войну, и позор». Если мы сейчас согласимся на условия России, ничего же не закончится. До тех пор, пока они полностью не уничтожат дух украинской независимости и не сделают всю страну своей провинцией Малороссией, они не успокоятся. Вот и все. Эта гибридная война продолжится в том или ином виде еще, может, столетие. Поэтому нужно быть к этому готовыми. Надо понимать, как строится внешняя политика России, как мыслят россияне, как мыслят их руководители.
— Вы видели россиян вблизи, пусть всего лишь определенную категорию. Как они мыслят?
— Они очень аполитичны и очень общественно неразвиты. Не все, разумеется, не нужно всех под одну гребенку. Наше гражданское общество на несколько уровней выше. Мы ушли очень далеко.
Социально активных и политически правильно мыслящих людей там очень немного. В основном это интеллигенция и молодежь. Их, может, процентов 5−10−15. Есть адепты Путина («Путин головного мозга»), но их тоже немного — процентов 10−15. Это просто хворі люди.
А большинство — такое беспросветное болото. Оно и у нас есть, просто у них оно намного шире и глубже. Они хотят, чтобы их никто не трогал. Но при этом у них есть имперские амбиции и фантомные боли по «совку»: «Мы хотим быть такими же мощными, как Советский Союз. Мы обо всех — Украину, Грузию, Беларусь, Европу, Америку — вытираем ноги. Мы всем покажем. Наш Путин — молодец». Путин дает им ложное ощущение величия России и преимущества россиян над всеми.
Они не перезагрузились в 1990-х, потом свернули на неправильный путь и сейчас снова заехали в ту же колею, что и Советский Союз в свое время. Они проживают ту же роль, что и СССР, только в сокращенном виде. Им нужно будет не 75 лет, а 20. Путина еще лет пять потерпят и наступит крах.
— Думаете?
— Очень надеюсь на то, что их ждет тот же процесс, через который прошли Российская империя и позже Советский Союз. И это даст им возможность вычистить гнойник, прийти в себя и понять, что мир устроен по-другому, что мыслить категориями XIX века уже невозможно.
— За этот год вы несколько раз побывали на фронте…
— Езжу туда, просто не делаю из этого шоу.
— Вы написали в Facebook, что «реальное положение на войне не очень соответствует тому, что пишут в новостях, но эту правду надо знать». Какую правду там увидели?
— Я там гость, поэтому не могу рассуждать об этом глубоко. Пообщайтесь с ребятами с передовой, у каждого своя правда. Их общий настрой — они знают, за что воюют, и знают, кто враг.
— Вас что-то шокировало на фронте?
— Меня очень трудно шокировать. Они не спят в окопах, как в 2014—2015-х, быт уже более-менее налажен. Ребята делают свое дело. Если бы я попал в Иловайский котел, наверное, был бы шокирован.
— Вы написали, что, «если что-то начнется, я поеду на самый передок».
— А что еще делать? Это сейчас можно ездить на Запад, произносить там какие-то речи, пытаться использовать свое имя на благо страны. А если начнется заварушка, надо идти воевать. Я ни на Майдане, ни в Крыму не отсиживался. И впредь не буду.
— Вы недавно познакомились с сыном разведчика Александра Колодяжного, погибшего при операции по захвату Цемаха, на которого вас обменяли. Не было какого-то укора в ваш адрес? Он ведь потерял отца.
— Я общался со всеми участниками той операции. Саша Колодяжный уже взрослый парень. Он был очень привязан к отцу. Мы вместе съездили на кладбище. Я понимаю его. Он потерял отца в 20 лет, я тоже. Но мой отец умер, а его — погиб на фронте.
Какие могут быть упреки? Он абсолютно нормально ко мне отнесся. Был доволен, что я приехал, что о его отце помнят. Я хорошо пообщался и с ним, и с Дмитрием Гержаном («Тритон»), который подорвался на мине и потерял из-за этого ногу, и со всеми участниками той операции по вывозу Цемаха. Мне показали видео, как выносят раненого «Кола» (Колодяжного). Я уже вхож в их круг, они мне доверяют.
— Вы неоднократно подчеркивали, что тюрьма вас не изменила. Друзья боялись, что вы ожесточитесь, но в итоге перемен не заметили — вы прежний. А за год на свободе не забронзовели?
— Всегда стараюсь оставаться самим собой и не предавать прежде всего самого себя. Ты можешь обмануть других, казаться или говорить то, что от тебя ожидают, но сам себя не обманешь. Что касается бронзовения, я же не знаю, что ощущают другие. Стараюсь минимизировать общение с прессой. Я никогда не ходил на телеэфиры и не собираюсь туда идти, ни в каких шоу не участвую. Надеюсь, не забронзовел.
— А какие перемены случились у ваших детей за время разлуки?
— Я никогда не обсуждаю свою личную жизнь.
— Вы много раз заявляли, что у вас вообще нет ни малейших политических амбиций — не собираетесь примыкать к какой-то партии или создавать новую политсилу. Однако многие эксперты считают, что вы все равно к этому придете. Моя подруга, узнав об интервью, сказала, что я иду к будущему президенту Украины.
— Передайте ей слова благодарности за такое доверие. Может, разочарую ее, но такого нет в моих планах. Я не собираюсь заниматься политикой.
— Но в комментариях к вашим постам в Facebook немало тех, кто убежден, что вас ждет серьезная политическая карьера.
— Комментарии на моей странице лучше не читать. Там пишут и те, кого я уважаю, и те, кто мочит меня словно по команде. Я не вступаю в полемику, потому что соцсети — это такое болото. У меня просто нет на это времени. Вот мы сейчас разговариваем в перерыве между кастингами. Времени не хватает катастрофически. До съемок осталось 40 дней, живу в очень жестком ритме.
— Прокомментируйте версию, что вы — проект Пинчука. Часто с ним видитесь?
— Нет, мы не дружим и не созваниваемся по вечерам. Чисто по-человечески я ему благодарен. Он купил квартиры 24 освобожденным из плена морякам и пятерым политзаключенным — мне, Кольченко, Балуху, Сизоновичу и Панову. Но все почему-то говорят исключительно обо мне, будто я один получил квартиру.
Я также благодарен и Зеленскому за то, что он попросил Пинчука о жилье и что участвовал в моем освобождении. Но это не значит, что я буду молчать, если меня возмутят действия Зеленского, или что я не понимаю, что Пинчук — олигарх, а в нашей стране невозможно стать богатым человеком честным путем.
Купить меня, заставить что-то сделать или запугать — невозможно. Те, кто считает, что, получив деньги на съемки своего фильма (на это выделена государственная поддержка в размере 25 миллионов гривен. — ред.), я замолчу, ошибаются. Я всегда говорю, что думаю, и не изменяю себе и своей стране.
— В июле 2013 года вы приступили к съемкам «Носорога», но вскоре начались события на Майдане, а потом «русская весна». Сценарий претерпел изменения в сравнении с первоначальным вариантом?
— Глобально — нет. Я хочу снять то, что было написано изначально (фильм будет о бандитских 1990-х. — ред.), без каких-либо сокращений. Это мощный сценарий, там очень много персонажей, много локаций. Даже имея бюджет в полтора миллиона евро, мы с таким скрипом в него влезаем. Я хочу сделать все, как положено. Можно снять дешево, а можно — хорошо. Вот я хочу снять хорошо. Дешево я уже снимал (в 2011 году Сенцов на свои деньги снял свой первый фильм «Гамер». — ред.).
— Кого будете снимать — именитых актеров или малоизвестных?
— Тех, кто максимально точно подходит для этого персонажа. Это может быть и народный артист, и выпускник театрального училища, и вообще человек с улицы, — мне все равно. Главное, чтобы он показал то, что мне нужно.
— Интерес к фильму колоссальный уже сейчас. Ожидания очень завышенные. У вас нет опасения, что не оправдаете их?
— Ничего не боюсь, тем более не оправдать чьих-то ожиданий. Вот точно не переживаю насчет этого. Я хочу максимально хорошо реализовать свою идею. Прежде всего, чтобы мне перед самим собой не было стыдно, что я сделал плохой фильм. Это первично, а остальное уже как пойдет.
— Одна из ваших миссий — борьба за освобождение узников Кремля. При этом апрельский обмен, когда из ОРДЛО сюда прибыли в том числе весьма сомнительные граждане, вы прокомментировали так: «Надо освобождать наших, но нельзя при этом торговать страной».
— Этот вопрос очень сложный. Конечно, мы все хотим, чтобы наши парни были дома. Все понимают, что Путин использует их в качестве разменной монеты, чтобы получить какие-то политические уступки от Украины. Он ждет их. Его не интересуют ни наши люди, оказавшиеся у него в заложниках, ни россияне, попавшие к нам в плен. Не знаю, остался ли сейчас у нас обменный фонд. Непонятно, на кого менять с нашей стороны. На уступки идти нельзя, поэтому следует всегда искать баланс между освобождением наших людей и непредательством национальных интересов…
Практически все пленные, кто мог писать письма из ОРДЛО и Российской Федерации, просили: «Не вытягивайте нас любой ценой, мы боремся и сейчас тоже. Да, мы мечтаем о свободе, но не хотим потом увидеть, что мы боролись зря, что все впустую. Это будет самое обидное».
Второй момент больше технический. Это верификация списков. Та сторона не всех подтверждает. Они уже запрашивают каких-то абсолютных уголовников, не имеющих никакого отношения к событиям на Донбассе или в Крыму.
Плюс крымские татары. Их Путин не хочет отдавать совсем. Для него это политический аспект: если он отдаст татар, значит, они граждане Украины, что для него неприемлемо. Эти переговоры очень сложные.
— На Западе, когда вы рассказываете об этих тонкостях, вас слышат?
— Я всегда стараюсь говорить так, чтобы меня услышали.
14 вересня за новим церковним календарем (27 вересня за старим) - Воздвиження Хреста Господнього, нагадують Патріоти України. Свято пов'язане з ім'ям рівноапостольної Олени, матір'ю імператора Костянтина, яка, згідно з церковним переказом, відшукала Хр...
Різдво Пресвятої Богородиці віруючі за новим стилем відзначають 8 вересня. І цей день вважається дуже сильним енергетично, а молитви мають особливу потужність. За однією з традицій жінки, у яких немає дітей, накривають святковий стіл і запрошують бідни...
