"Боевики "МГБ ДНР" били меня по голове и с издевкой спрашивали: "Может, вам водички?": Донеччанка розповіла про тортури у полоні проросійських терористів

Півроку тому, 10 травня 2019 року, Валентину з чоловіком мало не спалили в їх же будинку в селі Іванопілля Костянтинівського району Донецької області. А зовсім недавно чоловік Валентини виявив у дворі їхнього будинку гранату, передають Патріоти України з посиланням на Факти. Далі - мовою оригіналу:

"По мнению Валентины, бывшие политические узники застенков «ДНР», ставшие невольными свидетелями преступлений оккупантов, не смогут чувствовать себя в безопасности до тех пор, пока их палачи не будут пойманы и наказаны. Особенно небезопасна жизнь тех, кто не молчит и продолжает разоблачать боевиков и их пособников. Пособники, случается, беспрепятственно проникают на мирную территорию. И их не так-то легко привлечь к ответственности.

Валентина начала собирать доказательства преступлений сепаратистов, еще находясь в застенках «МГБ ДНР». Об этом женщина, которую террористы «приговорили» к 17 годам лишения свободы за «шпионаж», рассказала журналистам.

«Своего отношения к сепаратистам я никогда не скрывала. Даже во время пыток»

— Вы считаете, что ваш супруг обнаружил гранату не случайно?

— Пусть это устанавливает следствие, — говорит Валентина Бучок. — Я своими соображениями уже давно поделилась с соответствующими органами, но разглашать их, считаю, преждевременно.

Гранату мой муж обнаружил 15 октября днем, когда меня не было дома. Задел косой металлический предмет, когда косил траву, и увидел гранату. Позвонил мне, сказав, что к ней привязаны проводки, протянутые прямо через дорожку, ведущую от дома до калитки. Просто чудо, что никто из нас случайно не задел эту растяжку. Супруг вызвал полицию, боеприпас изъяли.

10 мая подожгли дом. В два часа ночи загорелся рубероид, которым был покрыт козырек крыши. У меня есть акт экспертизы о поджоге, но поджигатели еще не установлены. А 27 декабря 2018 года убили нашего кота. Как раз на годовщину моего освобождения из плена — меня освободили в ходе крупного обмена 27 декабря 2017 года. Хотели, наверное, так напомнить о том, что за мной наблюдают.

Мы с мужем в Донецк «невъездые»: он — «каратель», ведь служит в украинской армии водителем, я — «террористка, осужденная за шпионаж в пользу Украины».

Так вот, когда меня освобождали по обмену, боевики пообещали, что спокойной жизни на мирной территории у меня не будет: мол, у них везде есть свои люди и меня везде достанут. Я убедилась, что так и есть.

— За то, что не молчу. Продолжаю разоблачать их, уже находясь на мирной территории. Наверное, никто из бывших узников, кроме меня, не собрал так много письменных доказательств преступлений оккупантов.

Да и своего отношения к ним я никогда не скрывала. Даже во время пыток. Меня допрашивали 20 часов, не давая ни сходить в туалет, ни попить, ни поесть.

Я сидела в помещении в теплой одежде — шапке, куртке, свитере, кофте. Ведь меня «взяли» на улице зимой, 3 февраля 2017 года. На допросе мне на голову надели длинный пакет, который свисал до пояса. Ноги отекли. Пальцы на руках, передавленных наручниками, налились, как сардельки. Глаза выжигал катившийся со лба пот, вытереть который не было возможности: надели наручники и руки завели за спину.

Боевики «МГБ ДНР» («министерства государственной безопасности») били меня по голове и с издевкой спрашивали: «Вам в пакете удобно? Может, вам водички или кофе? Может, покушать? Или вы вражеское не едите?» — вспоминает Валентина. — А я дерзила им в ответ: «Мне очень комфортненько. Тепленько. Да, вражеское я не ем. Вы и так все знаете».

— Меня задержали в центре Донецка, когда я шла в главный офис своей организации. Я работала электромонтером в энергопоставляющей компании. Хотела получить от своего руководства ответ на мои заявления об угрозах, которые поступали мне от потребителей электроэнергии, когда я приходила к ним снять показания счетчика. Конфликты с потребителями случались и до войны. И не только у меня, но и у моих коллег. Но во время войны неплательщики вооружились автоматами и гранатами. Стали возникать у нас и идеологические разногласия. Я как законопослушный гражданин всегда сразу же предъявляла клиентам рабочее удостоверение и паспорт. В оккупированном городе на эти документы некоторые жители стали остро реагировать: «Здесь нет украинских предприятий!» Но не все мои коллеги заявляли о подобных случаях начальству. А я заявляла.

«Фотографировать в городе можно только с разрешения оккупантов»

— По пути в наш головной офис оказалась недалеко от того дома, где 16 октября 2016 года был убит террорист Моторола, — рассказывает Валентина. — Там попалась на глаза боевику, возившемуся в капоте своего автомобиля. Я засмотрелась на его дорогую иномарку, а он, заметив у меня в руках мобильный телефон, поинтересовался, не фотографирую ли я дом, где погиб «великий комбат Арсен Павлов, герой ДНР». Фотографировать в оккупированном городе можно только с разрешения оккупантов, иначе тебя могут принять за шпиона. Не дождавшись ответа, боевик схватил меня за руку и вызвал «полицию ДНР». Теперь я знаю, что этого наемника звали Марат Юлаев, прибыл к нам из Узбекистана. Да, я старалась узнать и зафиксировать фамилии всех своих мучителей и их пособников.

На меня надели наручники, повезли сначала в Ворошиловский райотдел милиции, куда вызвали «опера МГБ» Антона Орлянского, затем был допрос в «МГБ ДНР». А уже оттуда меня доставили в застенки на бывший завод «Изоляция». Там до 1 марта я находилась в нечеловеческих условиях — в туалет все узники ходили в обрезанную пластиковую бутылку. Надсмотрщики выводили нас по нужде только дважды в сутки. И то, если не забывали это сделать.

Ко мне относились вообще как к «неисправимой», так как я отказывалась работать — убирать, красить, грузить снаряды. Там же у боевиков танко-ремонтная база. Поэтому я жила впроголодь. Один из их вожаков по кличке «Ленин» передал мне через своих подручных «ленинский завет»: «Кто не работает, тот не ест». «Ленин», Владимир Евдокимов, до войны был украинским чиновником высокого ранга — заместителем главы Государственного ипотечного учреждения, а сейчас возглавляет «центр специальных операций «МГБ ДНР», который финансируют напрямую из РФ. Одна из баз этого центра также находится в промзоне «Изоляции».

«Одна из сокамерниц в СИЗО призналась, что тюремщики дали им задание „уработать“ меня»

— Затем меня перевели в Донецкий следственный изолятор (СИЗО), в камеру с отпетыми уголовницами, — продолжает Валентина. — Там условия были ненамного лучше. Первые два недели соседки по камере со мной не разговаривали. Потому что перед тем, как меня туда поместить, им показали ролик, снятый «МГБ ДНР», где я под угрозой смерти признаюсь в том, что «шпионка». Кроме того, сокамерницам сообщили, что я якобы разбрасывала маячки по мирным кварталам города. И якобы по этим маячкам украинская артиллерия наводила огонь. В результате обстрелов гибли мирные жители и дети. Представляете, как относились блатные к «укропке"-детоубийце?!

Затем одна из сокамерниц призналась, что тюремщики дали им задание «уработать» меня. Мне создавали невыносимые условия пребывания. Не могла ни поесть, ни попить чаю. Одеяло мое представляло собой сплошную дыру. Ноги распухли от укусов насекомых, которыми кишат тюремные камеры. Но доктор, записывавший жалобы арестанток на здоровье, никакого лечения мне не предложил.

Моя подруга по несчастью Галя Гаевая, с которой мы познакомились в застенках на территории бывшего завода «Изоляция», вскоре тоже была переведена в СИЗО. Увидевшись в камере, мы, два «ходячих скелета», обнялись и расплакались. Обрадовались тому, что обе все еще живы и будем сидеть вместе. «Ты что, сюда решила всех „укропов“ стянуть?!» — заорала «смотрящая» по камере, осужденная за убийство. «Да! Будем делать революцию», — парировала я.

— Я писала оккупантам жалобы и привезла с собой множество их письменных ответов. Конечно, не рассчитывала, что они будут принимать по моим жалобам какие-то меры. Но главное — хотела собрать их письменные ответы. Ведь даже подписи, где боевики указывают свои данные и «должности» в террористической организации «ДНР» — уже доказательство их преступлений.

— Понимаю, что вам было на что жаловаться. Но на что конкретно?

— На видеоролик «МГБ ДНР», где были раскрыты мои личные данные. На нарушение профессиональной этики адвокатом Еленой Шишкиной, которую ко мне приставили. Мы с Шишкиной вместе учились в школе. Как только я ее увидела, сразу заявила ей отвод. У этой предательницы была лицензия Коллегии адвокатов Украины. По крайней мере, на тот момент у нее были и украинская лицензия, и «дэнээровская». До 2016 года она спокойно каталась на мирную территорию Украины, при этом занимая пост в «народном совете ДНР». Сейчас она еще и «председатель комитета народного совета ДНР по уголовному и административному законодательству».

— Мне «дали» 17 лет лишения свободы. А приговор вкратце звучал так: «…Ложно трактует понятие „единая Украина“, поддерживает „неонацистскую“, „националистическую“ и „профашистскую“ идеологию руководства Украины и, ложно понимая обстоятельства, причины и цели создания „ДНР“, совершила шпионаж по указанным убеждениям, что свидетельствует о высокой социальной опасности ее личности»…

— Да я и сама себе аплодировала бы. Если бы сейчас не судилась со своим бывшим начальством, пытаясь получить зарплату за время пребывания в плену (наш головной офис находится на мирной территории). Я же была в плену не по доброй воле. Я за родину пострадала.

Судилась еще с Пенсионным фондом, который задолжал мне за год мою пенсию (у меня III группа инвалидности по травме, полученной в ДТП). Суд удовлетворил мои исковые требования, но истцы теперь просят у исполнительной службы разрешения выплачивать мне эту «астрономическую» сумму в 17 тысяч гривен частями.

Больше всего мне обидно другое: согласно доводам ответчиков в обоих моих денежных спорах получается, что я чуть ли не сепаратистка, которая поддерживала оккупантов, поэтому и оставалась в оккупации по доброй воле. А ведь лишилась в оккупированном городе жилья и всего имущества. В плену испытала такие издевательства! Вот если бы поймали хоть одного из моих мучителей и пригласили на суд по моим заявлениям! Я думаю, они все мои доводы подтвердили бы.

— Что предпринимаете для того, чтобы их поймали?

— Пишу во всевозможные инстанции, требую установить места пребывания пособников оккупантов на мирной территории и привлечь их к уголовной ответственности. У меня есть основания подозревать, что мои обидчики находятся на мирной территории. Это, конечно, и вызывает желание оппонентов меня уничтожить. Но их усилия бесполезны. Еще в июне 2018 года я подала иск в Европейский суд по правам человека как потерпевшая от российской агрессии, приложив к материалам дела все добытые в плену документы. Еще когда освобождалась, предупредила своих палачей: «Бойтесь, гады! Я вам ничего не прощу!»"