Історії війни: Як авдіївська медсестра рятувала життя українським бійцям (фото)

«На момент начала войны, – вспоминает сейчас женщина, – я подрабатывала в Донецке. У старшей дочери, которая живет за границей, долго не было детей, а мне так хотелось внуков, что после выхода на пенсию и 30-ти лет на «скорой» решила еще поработать няней. От Авдеевки до Донецка ехать всего 15 минут – мне было удобно».

В оккупированном Донецке весной и летом 14-го у тогда 59-летней Веры Андреевны, как она сама говорит, была целая группировка – женщины ее возраста, которые тоже не хотели мириться с режимом боевиков.

«Однажды нас чуть не расстреляли. Мы пошили большой флаг Украины и часа в три ночи – в начале четвертого вышли развешивать его на теперь разрушенный Путиловский мост. Мимо проезжали машины со сторонниками оккупантов… Страшно было, но нас, к счастью, тогда оставили в живых».

Пока в районе поселка Спартак «работал» блокпост, Андреевна продолжала ездить между Авдеевкой и Донецком. Потом его закрыли, и женщина вернулась домой.

Друзья, которые поддерживали целостность страны, остались в областном центре, а в Авдеевке, куда Вера Андреевна много лет назад приехала погостить из России, где вышла замуж и родила двоих дочерей – патриотов, считает она, оказалось в разы меньше.

«Сначала я вообще была одна. Муж и младшая дочка, конечно, поддерживали, помогали. А вот знакомые и соседи – нет. Ночью развешивала по городу самодельные листовки «Авдеевка – это Украина!», на деревьях на даче и в подъезде дома оставляла маленькие желто-голубые флажки. А потом смотрю утром – их выбросили, порвали… Ничего, на следующий день я снова…».

Свою собственную партизанскую деятельность Вера Андреевна развернула в период, когда Авдеевка еще была оккупирована. Она продолжила бороться за Украину и после июля 14-го, когда город освободили.

«Больница тогда не работала, «скорые» не ездили. Помню, город бомбят, а я иду и спрашиваю, кому помощь нужна, кого перевязать. Смотрю, дед там на пятом этаже осколками ранен – перевяжу. Стала ходить к украинским военным на блокпост: на тот момент у них и врача не было – один мобилизованный ветврач. Медикаментов нет, перевязочного материала – тоже. Потихоньку стала разных волонтеров подключать, а потом меня увидела Надя: мы были знакомы до войны, она сразу же предложила помогать ребятам вдвоем».

Когда Вера и Надя шли на блокпост к украинским военным – некоторые жители Авдеевки, вспоминает медсестра, обзывали их и кричали в спину: «Фашистки! Бандеровки!».

Андреевна говорит, что не боялась злых языков и их действий – страшно было, когда были большие потоки раненых и когда в жилые дома стало сильно «прилетать».

«Помню, один боец лежал в коридоре, накрытый одеялом, и ни слова не говорил, не стонал даже. Подхожу, спрашиваю, чем помочь. А он: «Та, живот что-то болит…». Открываю одеяло, а там все кишки наружу… И ни писка, ни словечка человек не издал – так просто лежал и ждал свою очередь».

В «черный январь» на «девятину» привозили много бойцов с контузиями. Все они были разной «тяжести» – кто-то отходил уже на следующий день, а кто-то – переставал говорить, терял память и даже терял рассудок.

«Контуженные, – говорит Андреевна, – пугали меня большие всего. Когда открытая рана – ты четко знаешь, что нужно делать. А тут сразу и не поймешь, как помочь. Да и не поможешь никак. Однажды привезли молоденького совсем парня: смотрит на меня, слезы катятся, а сказать ничего не может – после контузии отняло речь».

Вспоминать знакомство с подругами Верой и Надей в сутки 22 января 2015 года для меня так же страшно, как смотреть в бездну. Вот мы с волонтером Иваном Звягиным мчим к тем самым врачам Саше и Ярику, вот я содрогаюсь от разрывов снарядов, вот «девятина», а вот Андреевна и десятки раненных солдат.

Сейчас легендарную девятиэтажку и соседний дом, «разукрашку», реконструируют, а тогда новострой был изрядно побит войной. В «девятину», кажется, даже попадали танковые снаряды – одному Богу известно, как зиму 15-го там пережили немногочисленные оставшиеся местные. Некоторые из них прятались в квартирах с детьми, а на двери вешали нарисованные цветными карандашами таблички – «Не выбивать! Тут живут люди! Здесь дети!».

В импровизированном медпункте на первом этаже были бетонные стены, бетонный потолок и бетонный пол. Освещения нет – мелькают только налобные фонарики врачей. Мне страшно и холодно, озноб пробирает до костей, предательски трясусь. Кто-то из военных замечает на моей каске надпись «Press»:

– О, приехали! На «горяченькое» посмотреть, да? Так у нас тут ад, девочка! Добро пожаловать!

Срываю каску и ни слова не говорю в ответ. Официально журналистов в подобные передряги не допускали – Ваня вез помощь медроте, а я, как всегда, уцепилась вслед.

«Сегодня тяжелый день. Сейчас с 300-ми (ранеными – ред.) разберусь и подойду к вам», – в самом начале нашего приезда говорит хирург Зеленюк.

Пока Вера Андреевна и ее подружка Надя убирают, Саша и Ярик оказывают помощь раненным. Тяжелые дожидаются эвакуации в большой комнате, контуженные и легкие – сидят тут же, но в комнатке поменьше. Вокруг суматоха и такое странное чувство, когда ничего нельзя сделать, никак не помочь – просто стой да не мешай.

– Да.

– Иди сюда, посвети фонариком. У нас тут что-то непонятное.

Посреди комнаты, усыпанной бетонной пылью, стоит танкист. Военные говорят, он только что вернулся из самого пекла. Мужчина раздевается по пояс и во время осмотра хрипло говорит: «Док, что-то колит в груди».

Саша просит его поднять руки, секунду присматривается, щупает левую часть груди и большим пинцетом молниеносно вытаскивает пулю.

«Брат, – говорит медик, – держи, забирай себе. И считай, что сегодня – твой второй День рождения».

Пару минут назад врачи оказывали помощь напарнику танкиста. Военные вылезали из люка, и плечо одного из них прошила пуля. Оказалось, эта же пуля «затормозила» в груди второго танкиста – застряла прямо возле сердца, в мягких тканях. Оба тогда выжили, отделались испугом. Не чудо ли?

К концу суток, уже почти ночью, Саша будет сидеть на верхнем этаже в «девятине». Всех раненных хирург запишет в специальный блокнот, подсвечивая себе тем же налобным фонариком, который только что помогал ему «штопать» 300-х. Мой спальник военные постелили вплотную к стене и подальше от окна – так безопаснее, если вдруг будет «прилет».

Волонтер Иван Звягин привез медикам замороженные креветки, сардельки и другие вкусности. Пока Саша записывает раненных, варятся креветки, а потом мы будем есть их из старого армейского котелка. Ярик намажет кетчупом хлеб и расплывется в грустной улыбке – кто бы мог подумать, что на войне даже батон будет казаться деликатесом.

«Док, прием. У нас еще один 300»

22 января через руки Саши, Ярика, их команды медроты и Веры Андреевны пройдут десятки раненных. Андреевна уйдет домой, чтобы вернуться утром, еще до нашего завтрака. А потом среди ночи в рации зашуршит: «Док, прием. У нас еще один 300. Везем вам». Хирург вскакивает и на бегу говорит: «Вроде, легкий – пулевое. Ярик, собирай контуженных. Сейчас этого встретим, как раз всех загрузим и отвезем «на больничку».

Во двор девятиэтажки с грохотом въезжает боевая машина – сразу несколько десантников перетаскивают из нее в подаренную волонтерами «медичку» раненого товарища. Военные спешат, быстро-быстро перебирают ногами и шутят: «Еб*ть ты кабан, братишка. Еле доперли тебя, капец!».

Несколько бойцов с контузиями садятся на свободные места в реанимобиле. Зеленюк осматривает парня на носилках:

– Паша! Пашаааа! Меня слушай, мой голос. Ни на кого больше не реагируй. На счет три я снимаю тебе ботинок, слышишь?

– Давай-давай.

– Раз…Молодца! Тоха, записывай. Сразу записывай. Паша! Пашаааа! Пальчиками подвигай на ноге. Нормально! Пашааа! На счет три я тебе снимаю жгут, ты меня услышал?

– Да-да.

– Пашенька, кто ж тебе так затянул, Пашенька?

– Как вы учили, доктор.

– Это «харашьо»! Как доктор учил – я знаю. Доктор старался вас научить! Пашенька, я тебе снимаю жгут. Все, расслабься и получай удовольствие!

– Хорошее удовольствие! Незабываемое, с*ка…

Младшему сержанту 25-й бригады Паше Козлову в день эвакуации было 28 лет. После тяжелого столкновения он был внутри своей боевой машины, случайно услышал шорох и высунулся наружу. Напротив стоял мужчина в форме «дубок»: он не отвечал на вопросы, но попросил пустить погреться, а потом выпустил в Козлова автоматную очередь. Как и напарникам-танкистам, Паше тогда несказанно повезло – в его ногу попала только одна пуля: она не задела кость, прошла навылет.

Младший сержант – единственный военный с «девятины», которого в те сутки я не видела и которому не помогала Вера Андреевна. Спустя несколько недель оказалось, что Паша пошел на войну вместе с папой: 61-летний отставной майор погранвойск КГБ СССР Николай Козлов сбивал пороги военкоматов Запорожской области еще до аннексии Крыма.

В итоге, мужчина пошел добровольцем в батальон «Донбасс» и погиб под Карловкой 23 мая 2014 года. Старший Козлов был на войне всего несколько недель: по имени деда, который воевал в ВОВ и погиб под Ленинградом, он получил позывной «Матвей», и в день трагедии пожертвовал собой, чтобы прикрыть отход товарищей.

Вере Андреевне сейчас 64 года. Она работает участковой медсестрой в Центре первичной медико-санитарной помощи в Авдеевке, и все еще волонтерит: по необходимости, оказывает военным медпомощь, а на Новый Год всегда относит на «промку» «Оливье» и другие вкусности.

Чтобы улучшить атмосферу на работе, Андреевна просит коллектив придерживаться принципа «милосердие и дисциплина». Но иногда даже ей, кажется, самому воспитанному человеку на земле, хочется просто на улице закричать: «Донбасс и Крым – это Украина! Россия – страна-агрессор, но мы победим!».

Паше Козлову – 33 года. Он не женат, живет в родном Запорожье и работает на СТО, где устанавливает газовые системы заправки. Родная сестра Паши подписала контракт с ВСУ, а племянница учится в военном ВУЗе. Паша шутит, что теперь дома только они с мамой не военные – хотя какими «не военными» могут быть десантник, ветеран войны на Донбассе, и женщина, потерявшая на этой же войне мужа.

Врачи Саша и Ярик в мирной жизни остались друзьями. Зеленюк работает гастроэнтерологом в Днепре. Он попробовал пройти в парламент по мажоритарному округу, но может на следующих выборах получится.

Левченко работает анестезиологом в одном из мирных городов Донбасса. Ярик занимается кроссфитом, хоть сам все такой же скромный парень, как и пять лет назад."